Анастасия Карповна взяла свою сумочку, лежавшую на подоконнике, с подбадриващей улыбкой посмотрела на больного и, как маленькому, помахала рукой:
— Выздоравливай.
Вслед ей Славко Тарасович:
— Подожди меня у Рувима Туловича. Я тебя отвезу домой.
— Спасибо. — И ушла. Вместе с ней вышел из палаты главврач.
Оставшись одни, Славко Тарасович подсел к больному на койку, взял его руку.
— Извини, Ваня, что так получилось. Это я настоял, чтобы ты был врачом на выезд. Дескать, пенсия у него украинская, если не будет подрабатывать, скоро отдаст концы. Но мне нужен был твой опытный глаз. Надеюсь, ты сообразил, что у нас этим янки нужно? Может, атлас им до балды?
Иван Григорьевич усмехнулся: «А Славко-то не совсем дурак». Прошептал:
— Может, и до балды.
Он хотел отмолчаться, но мэр настаивал узнать, почему американцы интересуются приднепровскими карьерами.
— Никак собираются их покупать?
— Если и купят, — шепотом говорил Иван Григорьевич, — то разве что для захоронения своих радиоактивных отходов.
— Не хватало нам еще одного Чернобыля.
Славко Тарасович в раздумьи покусывал губы. Его тщательно выбритые щеки подрагивали.
— Наши точки зрения совпали, — сказал он.
— А что толку?
— Толк, Ваня, есть… Мы их терпим, пока они суют нам за пазуху доллары. А потом — мы их под зад коленкой. Как немцев.
Иван Григорьевич напомнил:
— Тогда, Славко, у нас коленка была другая. Крепкая.
— А теперь что — хилая?
— Примерно, как у двенадцатилетней… — И замолк.
— Договаривай. Ты же всегда был умным. Хочешь сказать, как у двенадцатилетней проститутки?
— Зачем так грубо?
— Затем, Ваня… В тот вечер, когда ты у меня был, как-то у тебя вырвалось, что мы продаемся… Как проститутки… Я тогда распространяться не стал. При гостях наших. А наедине скажу, да, продаемся. Понимаешь, и не хотел бы взять, но должность заставляет: всегда мысль гложет, что ты тут временный, а раз временный, бери, пока дают. И берешь. После иного гада руки хочется вымыть керосином. Он же, подлюка, только что из тюряги, а уже сует «зелененькие». Армяшку помнишь, что у меня банился?
— Как же… Посланец Кавказа.
— «Кавказа»… Послал его немец из Международного валютного. Этому немцу уже мало двадцати процентов патронного. Вот армяшка будто для себя хочет выкупить весь патронный.
— А капитала у него хватит?
— Хватило же у какого-то грузина выкупить контрольный пакет «Уралмаша»?
— Но в России, насколько я понимаю, не продажа, а раздача.
— Согласен, — сказал Славко Тарасович. — У армяшки я не допытывался, откуда у него такие бабки. Тут и ежу понятно. Но патронный, слава богу, дает нам валюту. Благодаря тому, что кругом воюют, мы держимся на плаву.
— Значит, завод не продадите?
— Что ты, Ваня! Только намекну — да меня же через час подвесят за одно место. Патронный нам пригодится для внутреннего пользования. Как выйдет закон о купле-продажи земли, неважно кому, у нас тоже начнут стрелять.
— Друг в друга?
— А что остается? Ты же, Ваня, мудрые книги читаешь. Знаешь, что частная собственность генерирует насилие. Мой батько до сих пор утверждает так: частная собственность — первопричина социального зла, кто сегодня за нее хватается, того уже завтра нужно расстреливать, иначе он послезавтра превратится в зверя.
— И ты с батьком согласен?
От прямого ответа Славко Тарасович увиливать не стал.
— С точки зрения господа бога, — сказал он, — батько мой прав. Богу ничего не надо. Он питается исключительно духовной пищей. Но лично мне, как и миллионам других подобных особей, жить хочется в свое удовольствие. А это возможно, когда ты владелец чего-то весомого. Самое весомое в нашей быстротечной жизни — частная собственность. С ней ты можешь и от грабителя отбиться, и кого-то ограбить. Так что для нас патронный — манна небесная от советской эпохи. Понимаешь, Ваня, предприниматель окреп. Своего за здорово живешь не отдаст. Это не двадцать девятый год. И на верхотуре свои ребята. К тому же почти в любой городишко вкраплены инофирмы. А их рано или поздно предстоит заслонять, говоря высоким слогом, от ярости народной. На всех восставших плебеев у американцев просто войск не хватит, даже если они двинут армии бывшего соцлагеря. Вот они и станут обращаться к нашему окрепшему частному собственнику.
«А мэр не такой уж наивный», — подумал Иван Григорьевич, а вслух произнес: