- Как это?
- Ты ему сообщила, что я упал с лесенки, а он на это что ответил? Заплакал?
- Хотите правду знать?
- Шура!
- Он сказал, нормальные люди с лесенок не падают.
Я улыбнулся ей из своего номера. Я был рад, что она позвонила. Она желала мне добра.
- Шура, мне необходимо сказать тебе кое-что, но я не решаюсь.
- Говорите.
- Мы не сможем сегодня вечером выйти на прогулку. Ко мне придет гость.
Она торопливо дышала мне в ухо из трубки.
- Я только хотела узнать, как вы себя чувствуете.
- Шура, кто твои родители?
- Зачем вам это? Ну, папа - врач, а мама-домохозяйка.
- Семья большая у вас?
- Бабушки две, дедушка, мамин папа, сестра, ее муж Владик и их крохотуля. Большая семья.
- Я всем вам желаю огромного человеческого счастья.
- Виктор Андреевич, если будете насмехаться, я никогда в жизни вам больше не позвоню.
Так мы даем поспешные обеты, смешные, может быть, всевидящей судьбе. Скольким людям я не собиь рался больше звонить. И звонил. И был на побегушках. Мы всегда в плену, свобода - призрак, зов ее - тоненькая свирель самообмана. Да и кому нужна свобода. Мне - нет. А тебе, Натали?
- Не стыдись добрых поступков, Шура! Ты мне очень помогла сегодня.
Дыхание ее выровнялось, легкая птичья гортань сузилась.
- Тогда я пойду, спокойной ночи.
- Спокойной ночи и тебе.
Я немного полежал, помечтал - четвертого звонка не было...
В буфете на этаже прислуживала кофейному божку новая жрица, не кустодиевская красавица с потусторонним взором. Отнюдь. За стойкой бронзовела парфюмерией наша современница в заштопанных вельветовых брючках и в кокетливой распашонке. Я поглядел на нее из дверей, она мне не понравилась, и решил сходить в магазин, там прикупить чего-нибудь к встрече, а заодно поинтересоваться продуктовым снабжением города.
Я люблю ходить по магазинам.
Мне доставляет эстетическое удовольствие вид витрин, заставленных товарами, сложная гамма запахов (соленая рыба, сыры, сырое мясо, сдобные пышки, фрукты - прекрасный коктейль ароматов), нравится возможность выбора, я могу долго без скуки следить за движениями большого ножа, каким продавщица вспарывает сочную колбасную плоть. В продовольственных магазинах уютнее, чем в промтоварных, где продавщицы, как правило, спят и рты открывают с металлическим щелканьем. В продовольственных - здоровее, опрятнее, лучше.
Страсть к хождению по магазинам - атавизм, слабость, неудобно признаться, но что имеем, то имеем.
Мне все мои слабости дороги, как больные дети матери.
В том магазинчике "Продукты", куда я попал - в ста шагах от гостиницы, - был рай для понимающего человека. Густой запах нерафинированного подсолнечного масла стерильно перешибал все другие запахи. Народу никого. Часто мерцают лазурью витрины, дощатый пол поскрипывает под ногами от удовольствия. Я пробил полкило ветчины, батон хлеба, два пакета кефира (на ночь), триста граммов рокфора, полкило малосольных огурчиков, жестянку шпрот, коробку шоколадных конфет "Цветы моря", несколько пачек печенья (впрок).
Опрятная женщина-продавец уложила все это в один большой пакет и накрепко завязала красивой белой ленточкой, сделав сверху бантик (умеем, если захотим, черт возьми!).
Под впечатлением неслыханного сервиса я прошествовал в винный отдел и сгоряча купил бутылку армянского коньяка в изящной упаковке и бутылку болгарского "Рислинга". Таким образом мои финансы за какие-то пять минут уменьшились на пятнадцать рублей тридцать четыре копейки. И если я намеревался так жить дальше, то уже сегодня следовало купить обратный билет, чтобы не пришлось тревожить щедрость друзей слезными телеграммами.
Зато теперь я не боялся ударить в грязь лицом перед Петей Шутовым. В номер я вернулся около восьми, умылся, причесался, глушанул головную боль еще одной порцией тройчатки, лег поверх одеяла и поставил себе градусник, который вожу с собой в командировку, как иные не ленятся сунуть в чемодан пару гантелей.
Еще больше, чем ходить по магазинам, я люблю мерить себе температуру. Но отношу это не к слабостям, а к достоинствам, ибо считаю вдумчивую заботу о своем организме признаком достаточно высокой внутренней культуры. Привычку эту я приобрел после операции, когда чуть не сдох от шестидневной сорокаградусной лихорадки.
Сейчас градусник зафиксировал тридцать семь и две десятых, и я опять со страхом подумал, что вчера мог не заметить сотрясения мозга, и утешил себя тем, что при сотрясении мозга обычно теряют сознание, а я его не терял.
В начале девятого в номер несильно постучали, я крикнул "Входи, Петя!" -и увидел пасмурное, прекрасное лицо книголюба. Он вошел, сел в кресло и Отал смотреть на меня лежащего. На нем была рубашка в цветочках.
- Где купил? - спросил я с завистью. - Я тоже такую хочу.
- Вношу ясность, - четко сказал Шутов, сверкнув темным серебром белков. - На базар времени нету. Охота базарить - ищи другую компанию. Хочешь чего другое иметь - я пришел.
Он недоверчиво оглядел мою комнату и, скучая, уронил взгляд на столик.
- Красиво излагаешь, Петр Шутов. Как индеец племени делаваров. Я пришел, я сказал... А не выпить ли нам по рюмашечке для куража?
- Ты меня за недоумка не держи, - усмехнулся Петя. - Чего есть наливай. Или сразу пойдем, - мельком на часы. - Быстренько мозги тебе выправлю да дальше потопаю.
Я встал, развязал пакет, разложил на столике сыр, ветчину, хлеб, пошел в ванную, ополоснул там стаканы и откупорил коньяк.
Шутов следил за моими действиями с сатирической ухмылкой, и больше всего мне хотелось врезать ему этой узкогорлой красавицей по чугунному кумполу. Но я не мог себе этого позволить. Не время и не место.
Выпили, покушали хлебца с сыром. Все молча.
Все друг на дружку глядючи, оценивая. Не знаю, как он меня, а я его оценил как физически хорошо развитого человека.
- Штукатурка-то обвалилась с харп, - заметил Шутов, самостоятельно наливая себе в стакан. - Надо бы подновить, а то глядеть срамно.
- Петя, - сказал я, - зачем ты корчишь из себя какого-то уголовника? По тебе же видно, что ты книжки три всяко одолел. А то и четыре.
- Вот, москвич, за это ты и схлопотал. Не за то, что под Капитанова копаешь и всю его работу хочешь под петлю подвести, а за то, что разговариваешь с подковырками, не по-людски. Я очень чуткий на обиду. Характер у меня своенравный - Молодой ты еще, - сказал я, - рога тебе не ломали. Отсюда и характер.