что груз, который мы должны были сопровождать, на
борт так и не поступил? Я намерен написать
объяснительную, а у вас прошу ее подписать.
- Нам, товарищ лейтенант, еще доплыть надо...
Волны уже достигают 10 метров, а это очень
нештатная ситуация. Идите, и дай Бог нам всем
выйти из всего этого сухими, вернее, целыми. Вот
вернемся в Красноводск, и тогда я вам подпишу все,
что захотите.
Володя направился в свою каюту, добраться до
которой оказалось не просто из-за жуткой качки. Там
сидел на своей кровати Танабаев, свернув ноги
калачиком, и молился...
- Ты в своем уме, комсомолец?
Танабаев продолжал молиться, держа руки перед
собой ладошками кверху.
- Встать! – приказал Володя.
Танабаев очнулся, соскочил с кровати, но от
очередного качка отлетел к стенке.
230
- Товарищ лейтенант, - проговорил он жалобно,
приняв устойчивое положение, - нам только Аллах
может помочь – больше никто...
- А Бог, что, не может? – спросил Володя, но
спохватился и начал ругать Танабаева.
- Иди, - сказал он после гневной речи, - проверь
наших и быстро возвращайся. Делать вам нечего –
вот вы и ударились, придурки, во все тяжкие...
Рядовой ушел, но быстро вернулся вместе с
Павловым.
- Товарищ лейтенант, - начал тот с нотками отчаяния
в голосе, - у нас украли сухие пайки.
- Вы не запирали каюту?
- Запирали и ключи я все время в кармане держал.
- Что, дверь была заперта, а сухие пайки увели?
- Так точно.
- Да... Допрыгались... Можно, правда, попробовать
сходить к директору ресторана.
- Товарищ лейтенант, по палубе ходить невозможно
– смоет сразу.
- Ладно, подождем, но как только море немного
успокоится мы с тобой, Павлов, пойдем добывать
пропитание. Что, они не накормят советских солдат?
- Если откажутся, - поддержал Володю сержант, -
силой заберем.
- Чего? Иди давай, воин.
Павлов ушел с обидой на лице, а Володя стал с
подозрением разглядывать кровать, которая почему-
231
то не скользила по полу как раньше. Увидел, что
ножки прикреплены к паркету с помощью скоб, а для
того, чтобы человек не свалился, приделаны
широкие ремни с застежками.
-
Матросы приходили и сделали, - пояснил
Танабаев, продолжая сидеть, поджав ноги и прикрыв
глаза.
- Кончай молиться, Танабаев!
-
Я
не
молюсь,
а родителей вспоминаю.
- Они у тебя померли?
- Нет, зачем так говорите? Вспоминаю, потому, что
боюсь – не увижу их больше...
- Прекрати сейчас же! Ложись и застегнись ремни,
вот как я.
Володя накрылся одеялом, застегнул ремни и
закрыл глаза. Нельзя сказать, что он боялся – просто
загнал страх поглубже, понимая как смотрят на него
солдаты. Он их командир, а командир бояться не
должен. Постарался думать о чем-нибудь хорошем.
О Надюшечке, к примеру. Возится она там со своими
“спиногрызами” и непременно думает о нем. При
встрече с ней у него всегда наступало душевное
равновесие и спокойствие, однако бередила мысль о
том, что скоро разлука. Про Москву старался не
думать – она вдруг показалась недоступной. Что-то
скребло на душе. Не сможет там она, в этой далекой
Москве, так долго меня ждать, сохраняя верность.
Но ведь я тоже... Но говорят, что мужики, за редким
исключением, не могут этого избежать в силу своих
физиологических особенностей. Возможно...
232
После этой мысли показалось ему, что в мире
наступила тишина, и он уснул… Приснилось детство.
Заблудился он в родном подмосковном лесу,
собирая грибы. Часто попадались подосиновики,
поэтому в азарте все более углублялся в заросли и
наконец, когда корзина наполнилась, осмотрелся и
ничего не узнал. Пошел по разным направлениям,
как ему показалось, но места все попадались
совершенно незнакомые: какая-то поляна, после
которой протянулось гнилое болото, кусты орешника,
березняк… Он выбросил корзину с грибами, сел на
поваленную осину и заплакал…
- Вставайте, товарищ лейтенант, ветер кончился -
разбудил его Танабаев.
Володя проснулся, прислушался и… ничего не
услышал - стояла полная тишина.
- Вы плакали, товарищ лейтенант?
Володя
удивился,
пощупал
под
глазами
и
действительно почувствовал слезу.