За обедом Андрей Андреевич был необычайно весел. Рассказывал анекдоты и первый им смеялся. И смеялись все, несмотря на тоя. что анекдоты были старыми и бездарными. Смеялись, потому что были чрезвычайно довольны супом из консервированного мяса.
Даже разочарованный в жизни штурман Жорж Левидов снисходительно посмеивался, даже угрюмый механик Короткевич благодушно хмыкал, и только один Бахметьев оставался безучастным. Впрочем, и он, совершенно неожиданно, развеселился, что произошло при следующих обстоятельствах.
Разговор почему-то зашел о возможностях для моряка устроиться на берегу, и артиллерист Юдин утверждал, что такой возможности не существует.
— Что вы! Что вы, золотко! — запротестовал Андрей Андреевич. — Море вообще не приспособлено для человеческой жизни, и флот — не что иное, как пережиток. Лично я очень мечтаю смыться на бережишко.
— Что делать? — спросил Юдин.
— Дело всегда найдется, — и Андрей Андреевич, ласково улыбнувшись, потер руки. — Я, знаете ли, совместно с братом моей супружницы открыл кондитерскую.
Алеша Гусев насторожился. Он еще не забыл того, что с ним случилось в маленькой кондитерской на углу Литейного и Бассейной. Он храбро заявил, что готов съесть двадцать пять любых пирожных, а стоявший за прилавком толстый армянин поднял его на смех.
— Кондитерскую? — спросил он.
— Именно, — ответил Андрей Андреевич. — Мой компаньон — юрист, но обладает недюжинными коммерческими способностями. Мы прелестно устроились в очень хорошем районе — на углу Литейного и Бассейной.
Алеша Гусев внезапно захлебнулся супом. Потом прокашлялся и сказал:
— Чудовищно!
Значит, толстый подлец был братом жены капитана, а такая же жирная дама, хихикавшая за кассой, — его женой!
— Возмутительно! — добавил он. — Бр-р!
Вот тут-то Бахметьев и засмеялся. Смеялся он долго и от чистого сердца. Особенно его радовало выражение оскорбленной невинности, написанное на лице Андрея Андреевича.
— Нэпман! — сказал Алеша Гусев, который никак не мог успокоиться.
— Я вас не понимаю, — обиделся Андрей Андреевич. — Кроме того, нэпман — это человек, занимающийся общественно-полезной деятельностью. Более почтенной, например, чем деятельность какого-то судового минера. Пора, молодой человек, отказаться от старорежимных кастовых предрассудков.
— Старорежимных? — с трудом сдерживая улыбку, переспросил Бахметьев.
— Да, — твердо ответил Андрей Андреевич. — Я нисколько не стыжусь своих занятий коммерцией, а наоборот, очень ими доволен. — И, строго взглянув на Бахметьева, добавил: — Я, знаете ли, больше не дворянин и очень скоро уйду с этого вашего флота.
Конечно, он не подозревал, что слова его окажутся пророческими, но факт остается фактом: свою морскую службу он закончил в тот же день, и закончил неудачно.
Произошло это потому, что кондитерской он управлял несравненно лучше, чем миноносцем, а также потому, что миноносец стоял в очень неудобном для съемки положении.
Кроме того, следствие по его делу выяснило множество не слишком благовидных подробностей его, так сказать, внеслужебной активности.
Андрей Андреевич бодро взбежал на мостик, решительно приказал отдать концы и сразу же дал полный назад, рассчитывая задним ходом выбраться на середину гавани.
Может быть, он не учел, что ветром его должно было прижать к стоявшему рядом линкору «Республика», а может быть, у него были преувеличенные представления о том, как машины набирают ход.
— Нас сносит, — осторожно доложил Бахметьев, но Андрей Андреевич неожиданно вскипел:
— Кто здесь командир, я вас спрашиваю: вы или я?
Он абсолютно был уверен в себе и отнюдь не собирался согласовывать свои приказания с Бахметьевым, которого считал мальчишкой и вдобавок хамом.
— Есть! — ответил Бахметьев и отошел в сторону.
Миноносец трясся на заднем ходу и уже шел довольно быстро, но серая громада «Республики» приближалась еще быстрее. Катастрофа была неизбежна, а комиссар Федоров стоял рядом с командиром и ничего не предпринимал. Почему он вообще никогда и ни во что не вмешивался?
«Он был плохим комиссаром», — решил Бахметьев, хотя еще совсем недавно такой комиссар, как Федоров, показался бы ему идеальным.
— Лево на борт! — скомандовал Андрей Андреевич и одновременно застопорил левую машину. Но уже было поздно.
На юте «Республики» внезапно появилась черная бородатая фигура сторожа. Он вприпрыжку бежал навстречу миноносцу и, размахивая руками, кричал: