Наконец, уложил Никиту спать в свободной каюте и, вполне довольный собой, сел составлять новое расписание по приборке. Домашенко он не позвонил ни в этот вечер, ни в последующие.
17
Была весна, и, как весной полагается, по всему кораблю пахло свежей краской.
Только что полностью закончили ремонт, только что приняли боезапас и торпеды, только что разместили вновь прибывших молодых моряков комсомольского пополнения.
Разумеется, Бахметьеву приходилось служить с побудки и до поздней ночи, но корабль быстро приобретал, так сказать, человеческий вид, и это было превосходно.
А еще лучше было то, что командир корабля Борис Александрович Шестовский оказался человеком знающим и требовательным по службе, хотя и несколько суховатым, а комиссаром неожиданно был назначен Егор Лукьянов — тоже весьма деловой мужчина.
Несмотря на весенний холодок, Василий Бахметьев в одном рабочем кителе прогуливался по верхней палубе. Он был доволен всем на свете и, в частности, обедом. За последнее время кормить стали вполне прилично.
На машинном люке, окруженный группой молодежи, сидел старший механик — Бобер Короткевич, с которым он прошлую компанию проплавал на «Пластуне». Он очень рад был снова с ним плавать. Он питал симпатию к этому самому Бобру.
Несколько хуже было то, что в кают-компании оказался еще один человек с того же «Пластуна», а именно пижон Жорж Левидов. Правда, пудриться он уже перестал и свое штурманское дело знал неплохо, но все-таки был довольно поганой личностью.
— Товарищ старший помощник.
Перед ним стоял молодой, только что выпущенный из нового морского училища минер Синько. Рябой и нескладный крестьянский парень, на котором как-то ненастоящей выглядела морская форма. Оправдает ли он надежды своего учителя Лени Гроссера, и вообще что получится из всех этих новых так называемых красных командиров?
— Василий Андреевич, — поправил его Бахметьев.
— Товарищ старший помощник, — упрямо повторил Синько, — механик не дает воздуха для накачки торпед.
Бахметьев пожал плечами. Официальные обращения в разговоре между лицами командного состава были ни к чему, но если Синько хотел их придерживаться — пожалуйста!
— У него мало пару. Обещает дать через полчаса. Я с ним сговорился.
— Есть, — ответил Синько и, приложив руку к козырьку, четко повернулся кругом.
Это Бахметьеву уже совсем не понравилось. Его самого когда-то учили таким солдатским манерам в Морском корпусе, но на кораблях даже в те времена щелкать каблуками. было не принято.
В юности он впитал в себя дух своеобразного гардемаринского свободомыслия, затем воспитывался на миноносцах, где служба шла по-семейному, и, наконец, прошел сквозь всю Гражданскую с не признававшей никаких формальностей матросской вольницей.
Вообще говоря, он многого не понимал, а потому с неодобрением смотрел вслед удалявшемуся Синько. И нисколько не был удивлен, увидев, что один из новых моряков, длинный, худощавый юноша, весьма недвусмысленно усмехнулся.
Впрочем, усмехаться ему отнюдь не полагалось... Особенно столь демонстративным образом. Делать по этому поводу замечание, конечно, нельзя было, но все же познакомиться с иронически настроенным юношей следовало.
— Как ваша фамилия? — спросил Бахметьев.
— Ермашев, — ответил моряк. — А как ваша?
Помощнику командира ни при каких обстоятельствах не полагается терять самообладания, а в иных случаях надлежит вести себя дипломатично.
— Моя фамилия Бахметьев, и я здесь старший помощник командира.
Сказано это было так, чтобы Ермашев сразу почувствовал, с кем имеет дело. Тем не менее ответ снова получился довольно неожиданный:
— Очень приятно.
Бахметьев стиснул кулаки в карманах, но сдержался. Поднимать скандал не имело решительно никакого смысла. Нужно было как можно скорее закончить неудобный разговор. Одно мгновенье он подумал и, точно что-то припомнив, приказал:
— Вызовите мне боцмана.
Приказал для того, чтобы заставить Ермашева от него уйти, потому что собственный его уход выглядел бы отступлением.
— Есть! — с прохладцей ответил Ермашев и не спеша пошел искать боцмана, кстати сказать, Бахметьеву совершенно не нужного.
Весной двадцать третьего года, в самом начале строительства нового, Красного флота, либеральные миноносные традиции, конечно, были не к месту, и Василий Бахметьев только что имел возможность в этом убедиться.