Горожане встретили отряд с обнаженными головами, восторгаясь своими защитниками. А защитники шли по четверо в ряд, в тулупах, армяках и полушубках с берданами, винчестерами, маузерами, кольтами, наганами, обвешанные гранатами. Шли гордо.
Разместился отряд на окраине в деревянных казармах. С отрядом и Постышев. Добравшись до нар, он с трудом снял с себя валенки, растер отекшие ноги.
— Постышев здесь? — раздался в дверях голос адъютанта Шевчука.
— Здесь! — ответил Павел Петрович.
— Давай до командира!
Постышев перемотал портянки, всунул ноги в валенки и покорно пошел. В отряде знали, что он из каких-то больших комиссаров, которого крепко уважает сам Шевчук. Их подкупала его безропотность и скромность: никогда не жаловался на трудности, голодный паек, жил со всеми наравне, не пожелав выделять себя как представителя власти.
Шевчук встретил его озабоченно.
— По городу не ходи — не совсем безопасно. Надо было бы узнать, что во Владивостоке, а поднять сейчас отряд на такой поход трудно. Дошел до меня слушок, будто Лазо собирается говорить с японцами. Ежели какие переговоры, то почему без нас? Как думаешь?
— Я Лазо знаю, — не задумываясь ответил Постышев. — Это наш человек.
— Верю тебе, Павло Петрович, а все же собирайся в дорогу до Лазо и разузнай у него, что и как.
Сергей Георгиевич встретился с Постышевым на квартире у Пригожиной. С минуту они безмолвно смотрели друг на друга, потом обнялись.
— Иркутск за горами, но мы туда вернемся, — уверенно произнес Лазо.
— Не сомневаюсь, — тоже твердо ответил Постышев, — но крови прольем немало.
Они говорили долго, обстоятельно. Лазо разъяснил Постышеву положение в городе.
— Американцы отплыли, — сказал в заключение Сергей Георгиевич. — Белочехи уже не сила, а с японцами надо лавировать. Как соберем все силы в один кулак, так мы из Владивостока, а вы из Хабаровска возьмем их в тиски. Я прошу тебя передать привет Шевчуку и Бойко-Павлову и сказать им, что только крепкая дисциплина поможет нам выдворить врагов с нашей земли.
На высотке 55 сосредоточивались по приказанию Лазо воинские части, покинувшие Розанова. Первыми пришли артиллеристы. Прапорщик Амурской батареи Горбов, избранный артиллеристами командиром, приказал замаскировать орудия и явился в земскую управу, чтобы доложить о своем подчинении Военно-революционному штабу.
Об исчезновении батареи сообщили Розанову. Генерал схватился за голову.
— Где Извольский? — закричал он. — Что это делается? Соедините меня с Андо!
Адъютант хорошо знал своего генерала. Тот кричал не потому, что был зол на Извольского, а потому, что им овладел очередной приступ страха. В такие минуты срочно вызывали штабного доктора. Он вбегал без стука к Розанову и, подавая порошки, успокаивал:
— Примите, генерал, сразу два и улыбнитесь! Иначе вашему сердцу грозит опасность — оно остановится.
Генерал глотал порошки, но страх долго не проходил. На этот раз он в конце концов успокоился, но новое сообщение снова взволновало его. Широко раскрыв глаза, он слушал подполковника Извольского.
— Ваше превосходительство, сформировать офицерский корпус не удается.
— Почему?
— Офицеры неохотно записываются.
— Что за либерализм вы разводите? Офицерам надо не предлагать, а приказывать.
— Они вышли из повиновения.
— Значит, в моих частях анархия, бунт?
— Похоже на то.
— Неужели они поддались большевистской агитации?
— Примеру батарейцев последовала рота тридцать пятого полка. Она сошла с парохода «Печенга», забрала оружие, обмундирование и, пройдя строем через город, тоже скрылась.
— Еще одна измена? — вскричал генерал. — Вызвать командира моей личной охраны.
Извольский стоял навытяжку. Он считал, что приказ генерала относится не к нему, а к адъютанту, но того не было в кабинете.
— Чего вы стоите как истукан? — вскипел генерал. — Я приказал вам вызвать командира моей личной охраны.
Чаша обиды переполнилась до отказа. Извольский вышел из кабинета, надел в приемной шинель и, не глядя на адъютанта, поспешно покинул здание штаба. Он шел пешком на Русский остров, обдумывая, как арестовать Розанова и отвезти его к Лазо. В эту минуту он был готов на все. «Скорей на остров, — торопил он самого себя, — сейчас же начну формирование корпуса и уведу его к партизанам. Оставлю эту жирную свинью в одиночестве. Вот будут смеяться: генерал без армии!» Этот план так понравился Извольскому, что он не шел, а бежал, не замечая прохожих.