Лазо редко встречал Ивана Рябова. Тот носился целыми днями: то его видели в Чите, где он организовывал кухню для прибывающих частей, то на коне скачущим в сторону Андриановки. Никто не знал, где он живет, где спит, но если возникала необходимость снабдить кого-нибудь обмундированием или оружием, достать подводы или новую пишущую машинку, отправить отряд с запасом продовольствия, то обращались к Рябову. И все знали: раз Рябов сказал, значит, будет исполнено.
Безуглов тоже редко встречал Рябова, зато когда они сталкивались, то уходили в сторону, чтобы никто их не видел, хлопали друг друга по плечу, пока Степан, бывало, не крикнет:
— Поди к черту! У тебя не руки, а клещи…
— Не жалеешь, казак, что пошел с нами?
— Пошто так толкуешь?.. Спасибо Назарчуку, что уговорил. Вот кончится война, я тебя в свою станицу увезу, и не уедешь ты никуда.
Рябов, польщенный вниманием Степана, отвечал:
— Нет, брат, в Даурии хорошо, но и у нас на Твери не хуже. Люблю я Волгу, свое село… Что там говорить! Я вот жил, как слепой котенок: ползал, ничего не видел. А теперь — государственный человек!
— А я, по-твоему? — нерешительно спросил Степан.
— И ты такой же. Вот что советская власть с нами сделала.
Однажды их повстречал Лазо.
— Ссоритесь? — спросил он.
— Нет, товарищ главком, — поспешил ответить Безуглов. — Нас теперь водой не разольешь. Я в Рябове признал друга, а он меня братом считает.
Лазо одобрительно кивнул.
— Вот что, Рябов, — сказал он. — Мне бы автомобиль и верного шофера. Как думаешь, трудное дело?
— Раз приказано, товарищ главком, будет исполнено.
— Где же ты найдешь?
— Не поеду же за ним в Питер.
Старую, покинутую кем-то машину Рябов отыскал на дворе железнодорожных мастерских. Через несколько дней по дороге на Карымскую промчался автомобиль «чандлер». Рядом с шофером сидел Иван Рябов.
— На ус наматывай, Саша, кого возить будешь, — предупредил Рябов.
— Не маленький, — успокоительно усмехнулся шофер.
Сформировав полки и отряды, Лазо с ходу занял Агу и Оловянную, но у Оловянной противник контратаковал красные части, и им пришлось отойти за реку Онон.
Позади ехал отряд железнодорожников. За несколько месяцев Назарчук сильно изменился — поздоровел, отрастил усы. Загар так прихватил лицо, что за зиму не успел сойти. Рядом с Назарчуком Кларк. Неожиданно он пришпорил коня и подъехал к Лазо.
— По-моему, мост следует взорвать. Семеновцы остановятся, а мы перегруппируем свои силы, раненых отправим в Читу.
— И я об этом подумал, — согласился командующий, — но взорвать только один пролет.
Сеял мелкий дождь. Лазо в промокшей шинели объехал ряды и подбодрил бойцов кого шуткой, кого добрым словом.
— Подрывники есть? — крикнул он.
— Есть, товарищ главком.
— Выходи из строя!
К Лазо подошел немолодых лет человек. Одет он был в рабочую куртку, лицо небритое, на голове — поношенная кепка, штаны небрежно заправлены в сапоги. Голос размеренный, речь неторопливая.
— Папаша, мост сумеешь взорвать?
— Сумею! Был бы динамит.
— Найдется. А как взорвешь?
— Обыкновенно. Задержусь на ферме, заложу заряды, пристрою зажигательную трубку и запалю ее.
Возле командующего очутился Назарчук.
— Дозвольте мне это сделать. Зачем старика на такое дело посылать?
— Успеешь вернуться до взрыва, Назарчук?
— А то как же.
Лазо отвернулся и приказал:
— По коням!
Отряды рысью проехали мост и направились к Аге. На берегу остались лишь Назарчук и Лазо.
— Скачите и вы за отрядами, а обо мне не беспокойтесь. Командующему здесь не место.
Лазо шагом пустил коня, поминутно оглядываясь на мост. Прошло двадцать томительных минут, и наконец раздался оглушительный взрыв. Повернув коня, Лазо поскакал обратно к Онону. В двадцати метрах от разрушенного моста лежал убитый Назарчук.
В ослепительно освещенной солнцем степи незаметно вспыхивал огонь, и тотчас земля сотрясалась от тяжелых ударов.
Командующий стоял в длинной, до щиколоток, шинели на насыпи и наблюдал в бинокль. Он отчетливо видел не только каждое орудие неприятеля, но и расчеты. Рядом с командующим стояли Кларк и Безуглов.
— Сколько их там, товарищ главком? — спросил Степан.
— Три пушки, — ответил Лазо, не отрывая бинокля от глаз.
— Нам бы одну, — с досадой сказал Степан.
— А по-моему, все три.
— Три-то, понятно, лучше, — согласился Степан. — И стрелять из них приспособились бы, у меня вот два пушкаря есть.