— Поддержу тебя, — ответил Атавин, — можешь не беспокоиться.
В полночь к Кожевникову и Атавину прискакал гонец с приказом командующего.
В небе мерцали звезды, на землю пала обильная роса, и зябко было от набегавшего ветра. Дневной жары как не бывало.
В условленный час газимурцы, выслав связного в атавинский полк, выехали по направлению к Пятиглавой сопке, где их встретил командующий.
— Спешиться! Коноводам увести лошадей и ждать сигнала ракеты, — приказал он.
В эту ночь Лазо был необычно возбужден. Решаясь на ложный фронтальный удар, он знал, что уже в первые минуты боя газимурцы и забайкальцы понесут потери, ибо силы противника, сосредоточенные на Пятиглавой сопке, велики. Спасти положение могли Кларк и Безуглов внезапным ударом с тыла. Но дошли ли казачьи сотни до намеченной цели? Нет ли среди них потерь? Не пали ли лошади от невыносимой жары в монгольской степи? И поспеет ли вообще Кларк к условленному часу?
Эти мысли не давали Лазо покоя. Молча он выслушивал донесения, стараясь не выдавать своего беспокойства. То он садился, то поднимался, выходил из палатки и шагал. Возвращаясь, он растирал руками усталое лицо. И вдруг он ожил, преобразился.
— Ракету! — радостно приказал он.
В темное небо вонзились две зеленые стрелы. Они вспыхнули и рассыпались мелкими звездочками. И сразу загрохотали орудия, устремленные жерлами на сопку. С Пятиглавой ответили ураганным огнем.
— За мной! — крикнул Кожевников и бросился на гору.
— За мной! — отозвался голос подоспевшего Атавина.
В темноте послышались стоны раненых, заглушаемые грохотом неприятельских пушек.
Лазо стоял в глубоком окопе. Оживление снова сменилось молчанием, он досадовал, что из-за темноты не может наблюдать в бинокль. И вдруг неприятельские орудия стали постепенно затихать. Кто-то подполз к окопу и крикнул:
— Товарищ главком! Семеновцев бьют с тыла.
— Значит, Кларк подоспел! — обрадованно воскликнул Лазо, выскочил из окопа и бросился к сопке.
Стало светать.
С тыловой стороны Пятиглавой донеслись радостные возгласы — это казаки Кларка и Безуглова, бесшумно взобравшись на Тавын-Тологой, забросали неприятельский лагерь гранатами. Игнашин со своим отрядом уничтожил батарейцев. Безуглов с казаками поспешил на коновязь, перерезал ее и бросил гранату — обезумевшие лошади разбежались.
Брызги огней сверкали над макушкой Тавын-Тологого, трещали пулеметы. Семеновцы в страхе бросились в стороны, но повсюду натыкались на пики. Им казалось, что тысячи красных бойцов окружили их, сжимая кольцо. В лагере царила паника.
В этот момент раздались три мощных удара — это подрывники, посланные командующим, взорвали железную дорогу.
Так пала последняя семеновская крепость в Забайкалье.
Над Пятиглавой всходило солнце. Командующий с трудом взобрался на сопку и обвел взглядом простор необъятной равнины. Тишина — ни одного выстрела. На лугу паслись лошади. Пробуждалось летнее утро в Даурии.
Лазо поднялся на зарядный ящик, притащенный Безугловым, и громко произнес:
— Спасибо, товарищи, за освобождение русской земли от врага!
— Ура-а-а! — прокатилось по сопкам, и эхо откликнулось на маньчжурской стороне.
Лазо сошел с ящика и сел на землю. К нему подошел Безуглов.
— Сергей Георгич, иди поспи!
Над победителями, купаясь в вышине, звонко пели жаворонки.
Двенадцать часов подряд непробудно спали бойцы. Двенадцать часов никто не нарушал их покоя. Бодрствовали одни дневальные, охраняя Даурскую армию.
Безуглов вызвал к себе Игнашина, наказал:
— Оставайся за меня в сотне, а я буду охранять главкома. И чтобы…
— Не сомневайся, Степан Агафонович.
Днем Кларк прискакал к вагону. Увидев Безуглова сидящим на камне, он удивленно спросил:
— Ты чего здесь?
— Семеновцы поразбежались, недоглядишь — какой-нибудь с гранатой подберется.
— Умница! А что, командующий спит?
— Как лег, так еще не выходил.
Кларк постучал в дверь вагона. На пороге показался заспанный адъютант.
— Спит? — спросил Кларк.
— Спит.
— Буди!
Адъютант замялся.
— Уж вы сами…
Кларк поднялся в вагон, подошел к койке Лазо, взглянул на лицо Сергея Георгиевича, и мгновенно перед ним возник другой образ Лазо. Это было в Чите, когда он, Кларк, пришел к Лазо в первый раз. Сергей Георгиевич выглядел тогда полнее, розовощеким, а сейчас его лицо осунулось, посуровело, даже скулы стали выделяться.
— Сергей! — тихо произнес Кларк.
Лазо открыл глаза и тотчас вскочил.