Николай не мог понять, почему он до сих пор не обрушился — впрочем, трещины, возможно, предвещали, что это еще впереди. И для храма, и для комбината, и для всего города, сердцем и смыслом которого он служил… Были ли здесь когда-то алтарь и жрецы, были ли величественные росписи, осыпавшиеся вместе со штукатуркой, поглотило ли болото все это постепенно? Или же с самого начала здесь не было ничего, кроме бездонной смрадной трясины?
«Эй! — попытался кричать Николай. — Выпустите меня! Здесь ничего нет! Никакого алтаря! Никакого ритуала! Все это впустую! Все, кого вы убиваете — все эти миллионы! — все это напрасно! Посмотрите! Посмотрите и убедитесь сами!»
Но заклеенный рот, конечно, не позволил ему кричать, а если бы он даже и ухитрился как-то отодрать скотч, его бы все равно никто не услышал.
Цепь тащила его к центру помещения, и, задрав голову, он увидел, как натягивается трос. «Нет! — отчаянно подумал Николай. — Нет, только не так! Пусть отрежут голову, путь вырвут сердце, но я не хочу просто захлебнуться в этой тухлой луже! Ладно бы еще в чистой воде, но только не здесь! Пожалуйста! Не в этом болоте! Бог, дьявол, Высшие, кто угодно! НЕТ!!!»
Карабин щелкнул, раскрываясь, и он полетел вниз.