— Простаивает или нет, а нормы допуска никто не отменял.
— То есть в тюрьму договориться в виде исключения можно, а на комбинат нельзя? (Старик развел руками с видом «не я это решаю!») Такой секретный?
— Уж какой есть.
— Прямо удивляюсь, что меня вообще в город пустили! Или это сейчас такое послабление, а раньше закрытый город был?
— Да нет, в общем-то, не был. Проверки паспортного режима и все такое были строже, но в общем-то въехать сюда и раньше мог любой желающий.
— Почему так?
— Ну как вам сказать… От закрытости тоже может быть больше вреда, чем пользы. Вот про Арзамас-16, к примеру, все слыхали, и у нас, и за рубежом. А кто когда слышал про Красноленинск?
— Честно говоря, я вообще не понимаю, как возможно сохранение подобных тайн. Ведь на комбинате работает — или работало в лучшие его времена — наверное, полгорода…
— Ну, как считать. Ведь комбинат — это не только, в некотором роде, конечный процесс. Это сложное, комплексное хозяйство, которое его обеспечивает — и которое обеспечивает тех, кто его обеспечивает, и так далее. То есть, так или иначе, на комбинат работает весь город, только на разных уровнях…
Николай вспомнил, что то же самое говорила Светлана.
— Вот именно, — подхватил он вслух, — причем, мягко говоря, далеко не все из них — истинные арийцы с нордическим характером… или как там писали в советских анкетах — идейно выдержанные и морально устойчивые. Ну, подписки, конечно, страх наказания, но все равно многие по пьяни способны разболтать что угодно…
— Так я ж вам говорю — разные уровни. Работники какой-нибудь авторемонтной мастерской, повара в рабочей столовой, сантехники, да хоть киномеханик в клубе — они все заняты своим конкретным делом и за все прочее не ответственны. То есть, конечно, в общем плане, пропагандистском так сказать, конечно, да — «мы все делаем важное для Родины дело». Но в плане интересующих вас — или, скажем, не вас, а, в некотором роде, агента противника — частностей…
— Ну, теоретически, наверное, так, — согласился Николай, вспомнив Сашку. — Но все равно, мне кажется, такое жесткое разграничение возможно только при германском орднунге. А в России в конечном счете все равно всё всем станет известно. Ну, кроме тех, кто принципиально не хочет знать. Затыкает уши, когда в его присутствии заходит соответствующий разговор.
— Ну, в какой-то мере вы правы, — кивнул старик, — но и тех, кто знать не хочет, не стоит недооценивать. Вам, как журналисту, это, может быть, дико звучит… у вас главная цель — узнать и донести правду… ну или не правду, а то, что вам редактор скажет…
— Я всегда пишу только то, что считаю истиной, — резко перебил Николай. — Да, мне не всегда дают сказать все, что я хочу. Но я никогда не говорю того, что я не хочу.
— Ну хорошо, хорошо… такой, в некотором роде, благородный идеализм внушает уважение. Вам кажется, что главное — это сорвать покровы и донести истину. А для большинства людей главное — это спокойно жить. А эта ваша истина им только мешает.
— Почему обязательно мешает?
— Потому что скрывают только такие истины, которые мешают комфортно жить. Иначе зачем?
— Ну да, — желчно усмехнулся Николай, — вопрос только в том, кому мешают. Преступнику, скрывающему свои преступления?
— А если даже и преступнику — вы уверены, что его во всех случаях надлежит разоблачать?
— Ну, знаете ли! — Николай даже отставил от себя чашку от возмущения.
— Нет, вы не горячитесь, Николай Анатольевич. Возьмем, например, такую теоретическую ситуацию. Мужчина изнасиловал женщину, пока она находилась в бессознательном состоянии. При этом никакого физического вреда, включая беременность, он ей не причинил и принял для этого все соответствующие меры, а девственницей она уже не была, и он это знал. Когда она пришла в себя, то так и не узнала, что с ней случилось. Никто, кроме самого насильника, о случившемся не знает. Но, допустим, каким-то случайным образом узнали вы. Вы считаете, что насильника надо привлечь к ответственности?
— Разумеется!
— А за что? Рассуждая не с юридической, а с фактической точки зрения — кому он причинил вред? Физического ущерба женщина не понесла, причем он об этом позаботился, морального — тоже, раз ни о чем не знает. И жила бы себе дальше спокойно и счастливо. Но вам для того, чтобы разоблачить преступника, придется открыть ей глаза. И заставить ее жить дальше с осознанием пережитого поругания — если она вообще сможет с этим жить… Получается, что вред ей нанес не насильник, а вы, его разоблачивший!