Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Но ты же выпил, Ваня. Тебе обязательно надо поесть. Грибочки, селедочку…
Б о ч к о в (голод приводит его в ярость). Ты мне эти архитектурные излишества брось! Газ в нашей области открыли… Большая разведка идет, а вы… От народа отгородились, к рыбам меня хотите отправить — на дно?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. К каким рыбам? Что с тобой, Ванечка? (Обнимает, сажает его на диван. Косте.) Помоги отцу…
К о с т я (Бочкову). Может, пойдем отдохнем, тятенька? Говорил — закусывай.
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Не надо было тебе пить, Ваня. Ты же не привык… (Делает Косте знаки, чтобы он ушел.)
К о с т я. Эх вы… Родители… (Забирает со стола бутылку, несколько тарелок с закусками, удаляется.)
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а (Бочкову). Ванечка, что с тобой?
Б о ч к о в (приходя в себя). Ничего вы не понимаете, ничего.
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Конечно, тебе видней, Ваня… Совсем забыла! Письма тебе из музея Дуняша принесла… Накопились за эти дни… (Передает письма, смотрит на Бочкова.) Из Георазведки.
Б о ч к о в (берет, смотрит на конверты, прячет в карман). Опять, похоже, сумасшедшая эта со своими записками.
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Какими записками?
Б о ч к о в. Купца одного. В музее будто они… Делать людям нечего! (Взяв ее за плечи, решительно повернул к себе, понизив голос, доверительно.) Похудеть мне надо, мать, в кратчайший срок. Посоветуй — как?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Зачем тебе худеть? Для меня ты и так хорош.
Б о ч к о в. Да при чем здесь ты?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. А для кого же ты худеть собираешься?
Б о ч к о в. Эпоха требует, понятно?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. А как ее зовут, эпоху твою? Блондинка? Брюнетка?
Б о ч к о в. Поехала. Не до брюнеток сейчас… (Показал на стол.) Прикрой!
Любовь Михайловна прикрывает стол скатертью.
Ну, есть не буду — это раз, а еще?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Да как же это ты есть не будешь? Да что ты?
Б о ч к о в. А если я подвиг хочу совершить? Другие в космос взлетают, а я что? Не могу? Хотя где тебе понять… Разъехалась вся, как квашня…
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а (обидевшись). Корсетов, конечно, не ношу.
Б о ч к о в. За границей небось женщины до семидесяти лет вида не теряют, через скакалку прыгают, как девочки, а ты?..
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Ну, и женился бы на такой вертихвостке семидесятилетней… Хотя тебе помоложе надо, вижу… Записки какие-то появились.
Б о ч к о в. Брось эти глупости! Для сведения: семья для меня — самое святое. Могила! (Встретив недоуменный взгляд Любови Михайловны.) В смысле навечно, пожизненно… Навечно! Понятно? Вот так! (Просительно.) Думай, мать, думай…
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Сперва обругает, а потом думай… Скакалки, говоришь, за границей? Была у нас где-то Милочкина…
Б о ч к о в. Давай ищи!
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. И еще… Упрекнул ты меня давеча, что на квашню похожа… А ведь все записано у меня!
Б о ч к о в. Что записано?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Про игов. Только никак не начну.
Б о ч к о в. Про каких игов?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Или иогов — вроде так они называются… На манер фокусников индийских. Елена Маврикиевна мне переписала. Дышат они как-то по-особому, веса не теряют, а худеют просто на глазах.
Б о ч к о в. Так чего же ты молчала до сих пор? Волоки иогов своих, тащи скакалку — все сгодится!
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а уходит.
(Трогает живот.) Чем его, черта, взять? (Взглянув за диван.) О, Костина гиря! (Выволакивает двухпудовую гирю на середину сцены.) Ну, господи, благослови… И кто такую муку выдумал, чтоб ему пусто было!
Возвращается Л ю б о в ь М и х а й л о в н а с запиской и скакалкой.
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а (увидев Бочкова с гирей). Погоди, Ваня, нашла записку и скакалку.
Б о ч к о в (оставляя гирю). Давай читай. Что делать?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а (читает по записке). «Сперва надо расслабить все члены».
Б о ч к о в (подозрительно). А как это — расслабить все члены.