М и л а. Куда же ты?
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. В Роево, к отцу!
М и л а. Я тебя одну не отпущу, мама!
Любовь Михайловна распахивает дверь. В комнату падает подслушивавшая под дверью Д у н я ш а. В руках у нее метла, Л ю б о в ь М и х а й л о в н а перепрыгивает через нее, исчезает.
Мама! Стой! (Убегает за ней.)
Д у н я ш а (не поднимаясь с пола, на коленях). Отправился, значит? Просветил господь… (Крестится и вдруг вскакивает верхом на щетку и, заложив два пальца в рот, оглушительно свистит.)
Порыв ветра. Темнота. Музыка.
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Комната в доме Фаины. Половина ее отгорожена занавеской. Смесь старого и нового: в красном углу — картина Решетникова «Вернулся», полотенца, вышитые петухами, в глубине — расписной ларь и в то же время — холодильник, телевизор, торшер. Посреди комнаты Ф а и н а торопливо укладывает в чемодан вещи. Стук в дверь. Охнув, Фаина одним движением загоняет чемодан под кровать, сама бросается на кровать и, прикрывшись большим черным платком, принимается стонать. Стук сильнее…
Ф а и н а (слабым голосом). Кто там, спаси Христос?
Дверь задергалась, отворяется, вбегает Д у н я ш а.
Д у н я ш а (с порога, запыхавшись). К-клиент… П-пациент!
Ф а и н а (подымаясь с постели). Тьфу на тебя! Напугала!
Д у н я ш а. Что с вами, Фаина Донатовна?
Ф а и н а. Приема нет! И не будет!
Д у н я ш а. Как?
Ф а и н а. У них спроси! (Показывает на окно.) У милиции! У финотдела! Мало того — сельсовет каждый день повестки шлет, медицина анализа требует: что за вода такая у меня, что на любой случай годится? А чем я виновата, что люди верить хотят? Верят, оттого и идут! А доктора из себя выходят, милицию подсылают, с поличным хотят поймать — пришлось маскировкой заняться — над лазом ларь поставила, чтоб не видели, что второй выход у меня в подвал, а оттуда — во двор… До того дошла, что от каждого стуку дрожу: кто ни войдет — милиционер переодетый чудится… Хватит, хватит, на курорт уезжаю! (Выдвигает из-под кровати чемодан.)
Д у н я ш а. На курорт? А как же директор мой?
Ф а и н а. Не надо мне никаких директоров! Сегодня же еду, хоть погреюсь на солнышке! (Вынимает из чемодана роскошный халат, раскрывает зонтик, прошлась по воображаемому пляжу.) Что я — не человек? (Вызывающе напевает.)
Уж лучше, чем так. (Отшвыривает зонтик, накидывает на себя черный платок, сразу преображаясь, дребезжащим старушечьим голосом.) Верь, голубка, и спасешься. Вера горами двигает… Без веры люди серы…
Д у н я ш а (восхищенно). Артистка, ну прямо артистка. Вам бы в театр, Фаина Донатовна.
Ф а и н а (старушечьим голосом). Расчету нет, красавица. Мало платят… (Выпрямилась, сбрасывает платок.) Ну как я — еще ничего? Фигура не испортилась? (Оглаживает себя.)
Д у н я ш а. Пальма! Чистая пальма! Вы уж примите директора моего напоследок, уволить грозится!
Ф а и н а. Пусть хоть сам Сапожников явится! Не приму!
Д у н я ш а. Да мой-то хозяин, может, и пополезней вам будет, чем Сапожников!
Ф а и н а. Какой-то музейщик…
Д у н я ш а. Все равно деятель культуры считается… (Понизив голос.) Справку у него просите, справку. Горит его дело — вот как вы ему нужны…
Ф а и н а. Какую справку?
Д у н я ш а. Что вы не обманщица, не тунеядка, а народная медицина, травами лечите, настоями разными.
Ф а и н а (быстро). А даст?
Д у н я ш а. С перепугу может.
Ф а и н а. Пуганый?
Дуняша закивала головой.
(Соображает.) Насчет справки ты верно придумала… молодец!
Д у н я ш а. От вас учусь, Фаина Донатовна! Сколько вместе поездили… Не оставьте меня! С места гонит!
Ф а и н а. Он? За что? Вообще что ему надо, карасю твоему? Какой он из себя, на что клюет?
Гудок автобуса.
Д у н я ш а (бросаясь к окну). Он! Он! Автобус приехал! Сейчас здесь будет! Боже оборони встретиться! (Убегает.)
Ф а и н а. Ну вот, пожалуйста, работай с такими! (Накидывает черный платок, принимает позу, бормочет про себя.)