— Ах, оставь меня! Вечно ты со своими шуточками… Взял бы лучше пример с Петра. Вот истинно интеллигентный человек!
Игорь хотел было ляпнуть про хилого очкаря, но вовремя прикусил язык. Судя по всему, мать еще не знала о назначении Петьки, Татьяна, видимо, еще не прибегала, так что лучше придержать язык. «Да, — подумал он и вздохнул, — сюрприз будет матери…»
— Ладно, мам, не буду, — примирительно сказал Игорь, — давай пищу, а то опоздаю.
— Разумеется! Он опоздает! Боже, что это за народ!.. Почему я никогда не опаздываю?
Кашляя и давясь пересушенной картошкой, Игорь слушал сетования матери на резко возросшую дороговизну, потом она пересказала последние известия. Игорь не дослушал, выпил чашку молока и, поцеловав мать, выскочил из дому. Он спрыгнул с крыльца, обернувшись, махнул рукой матери, выглядывающей из окна кухни, и бегом припустился через заросший лебедой пустырь к трамвайной остановке.
Звеня и раскачиваясь, из-за поворота выполз трамвай, битком набитый, как всегда. Но тут еще втиснуться можно. А подальше, у рынков, будут висеть на поручнях гроздьями. Игоря притиснули к окну на задней площадке.
Расправив затекшие в трамвайной давке плечи, вынул отцовские часы-луковицу на цепочке и отщелкнул крышку. Было только половина девятого. Значит, есть еще полчаса. Конечно, лучше раньше появиться на работе, узнать последние достоверные новости, обсудить их с ребятами, но хотелось, пока есть время, заскочить хоть на минутку к Таньке. Может быть, Петр дома. «Ишь ты, — подумал он, — Петька! Его теперь и неудобно так называть».
Семья оказалась вся в сборе: Петр, Татьяна и обе их девчонки. Малышки сразу повисли на Игоре и хором начали кричать, что их папа идет бить Гитлера, что у него есть револьвер и что они все вместе его собирают. Петр стоял, растерянный, посреди комнаты, очки у него съехали на кончик носа, волосы взлохмачены. Он схватился двумя руками за вещевой мешок, а Татьяна засовывала туда кульки и свертки.
— Нет, я так не могу! — воскликнул Петр с отчаянием. — Это же черт знает что! Игорь, посмотри же! Это же действительно черт знает что! Это же все смеяться будут!
Он резко тряхнул мешок, и из него посыпалось печенье, выпала и покатилась коробка с монпансье. Петр подхватил коробку, высоко поднял над головой и тонко закричал:
— Вот! Взгляни! Старший политрук Карпунин будет сосать душистый горошек! Надо мной вся дивизия хохотать станет! Это же… Ну, Танюша, ну, деточка, умоляю, дай я сам все сложу. Мне ведь сказали, что надо брать.
Татьяна молча сидела на диване, сложив на коленях руки, и по щекам ее катились крупные слезы. Она смотрела на мужа и молча плакала. А девчонки, хохоча, подбирали с пола печенье.
Петр вытряхнул содержимое мешка на стол и стал аккуратно укладывать полотенца, белье, портянки…
Игорь присел на диван рядом с сестрой, положил ей руку на плечо, и Татьяна уткнулась ему в грудь.
— Да, дела… — протянул Игорь. — На какое направление, не знаешь?
— Какой там фронт! — неохотно отозвался Петр. — В запасной полк пока, а там видно будет… Ты тут не оставляй моих, заглядывай, ладно? — Он просительно заглянул в глаза Игорю. — Трудно им тут будет без меня… А это еще что? — снова воскликнул он тонко. Из груды вещей выпал медвежонок. Петр повертел его в руках, разглядывая недоуменно.
— Это мы, папочка, чтоб тебе не скучно было, — в один голос закричали малышки. — Пусть он вместе с тобой воюет!
Петр задумчиво посмотрел на медвежонка и, отвернувшись от Игоря, сунул его в мешок.
— Так заходи, — глухо повторил он.
— Я думаю, — медленно сказал Игорь, — что им надо с матерью съехаться. Я ведь и сам… не сегодня-завтра… Рапорт вчера подал, должны отпустить.