Партизанские командиры весело захохотали.
— Вот же мудилы, — беззлобно ругнулся Алексей. — Я вообще невинный аки гимназист. Нет, колоть череп не надо. У каждого есть свои слабости: у меня, у тебя, у всех. Надо просто эти слабости найти. Вот я и хочу посмотреть, получится у меня с этим Есаулом или нет. Если нет, делайте что хотите с ним.
Орловский развел руками.
— Как скажешь, брат Турок, как скажешь. Посмотреть можно, как ты будешь его колоть?
— Нет, — отрезал Алексей. — Но если у меня получится, я все вам расскажу.
— Где ты всему этому научился, братка? — удивленно поинтересовался Стас. — Давно хотел спросить, да не решался. Ну, я о допросах.
— Сразу родился таким больным придурком, — отшутился Лекса. — А если честно, у меня в отряде в Туркестане был один китаец, так он такое…
— Тогда понятно, — не дослушав, согласился Ваупшасов. — Косоглазые еще те затейники.
— Ну, я пошел? — Алексей встал. — Предупреди часового, чтобы пропустил меня к этому Есаулу. И не маячьте за дверью, все испортите.
Есаула содержали отдельно от других пленных, в маленькой тесной землянке, практически в норе.
Лекса поставил на земляной пол каганец и сел рядом на корточки. Связанный по рукам и ногам пленный лежал в углу на тонкой подстилке из еловых лап. При виде Алексея он сплюнул и надсадно прохрипел:
— Мучить пришел, сука? Хер тебе, ничего не добьешься!
Выглядел пленный неважно, покрытое ссадинами лицо сильно опухло, но глаза поблескивали вполне осмысленно.
— Да нет, мучить не буду, — Алексей приподнял его и прислонил спиной к стене. — Вот так лучше будет. А тебя разве мучили? Так, немного тумаков отвесили, да нагайкой пару раз пригладили. А помнишь, что вы сделали с нашим связным? Правильно, кожу срезали со спины и солью присыпали. Вот это называется, мучить.
— Меня там не было… — быстро буркнул пленный. — Я такое не жалую…
— Да какая разница, был или не был, жалуешь или не жалуешь… — Лекса пожал плечами. — Но не суть, я просто поболтать с тобой пришел. Дай-ка гляну на тебя. Ага, так это ты в передовом дозоре шел? Ловкач, ничего не скажешь. Так и не попал я по тебе ни разу. К счастью, ребята подоспели, да скрутили тебя.
— Так это ты нас так чисто и красиво взял? — Есаул зыркнул на Лексу исподлобья. — Тоже хват, не отнимешь. Аа-а, я все понял! Пшеки сетовать последнее время начали, что краснопузые сильно умнее стали, к делу подходят основательно и правильно, словно Академию Генштаба поголовно закончили. Так это дело в тебе? И не скажешь, больно молодо выглядишь. Но это такое, маленький, да удаленький…
Он осекся и замолчал.
— Может и я, — не стал отказываться Алексей. — Тут другой вопрос, что с тобой делать?
— А что делать? — хмыкнул пленный. — Шлепните, да и все. Так-то вы от меня ничего не добьетесь, даже не старайтесь. Хоть режьте, хоть жгите!.. — он надрывно закашлялся и повалился набок.
— Дай-ка руки тебе перевяжу, посинели совсем, — Лекса вынул из ножен нож и достал из кармана сыромятный шнурок. — Еще отвалятся. Вот! Теперь и освободиться не сможешь, да рукам полегше будет…
— Да пошел ты, сука краснопузая! — Есаул попробовал ударить Лексу головой, не смог и разразился проклятиями. — Чтобы ты сдох, шкура барабанная, чтоб тебе бельма попучило, черт, Мара тебя забери! Выходи с шашкой раз на раз! Я тебе все бебихи наружу выпущу! Ссышь, краснопузая сволочь?
— Казак, что ли? — Лекса улыбнулся. — Будя, будя, смотри, от злости заплевал всего себя сам. Чего глазами зыркаешь? Не любишь нас? Быдлом считаешь, ниже себя?
Пленный резко замолчал и отвернулся.
— Считаешь, вижу сам, — продолжил Алексей. — Ну да ладно, самое время что-то решать с тобой, расстреливать и мучить тебя никто не собирается, это лишнее. Мы придумали, что получше. Отдадим-ка мы тебя за ленточку, вот там за тебя по-настоящему возьмутся, есть у меня знакомцы. Если думаешь, что пытать будут, сильно ошибаешься. Из тебя там животное просто сделают. На цепь как собаку посадят, ртом дерьмо хлебать будешь и ссаниной запивать. Все человеческое потеряешь. За грязным куском хлеба на цырлах радостно скакать станешь, да по команде голос подавать и сапоги лизать. Думаешь, выдержишь? Нет, братец, перетерпеть боль — это просто, по себе знаю, а вот такое пережить невозможно, верь мне!
Лекса говорил, а сам дико удивлялся своему неожиданно прорезавшемуся таланту устраивать психологические экзекуции. Допрашивать людей ему приходилось не раз, но тогда все сводилось к пресловутому полевому допросу. Быстро, эффективно, жестко и беспощадно, без всяких экивоков и лишней болтовни.