— Ты смотри, действительно, как ангелочки! — искренне восхитился Лешка. — И не скажешь, что живорезы и убивцы. Никого сегодня не ограбили? Не пришили?
— Перестань, они хорошие! — Гуля щипнула Лешку. — Идем, кормить буду. Картошки сварила, но она… уже остыла, зато соль и немного хлеба есть…
Лешка торжественно начал выкладывать сокровища из вещмешка.
— Ой-е! — Гуля прижала ладони к щекам. — Лекса…
— Ела?
— Ела, ела…
— Не ври, ешь при мне.
— А детям?
— Гм… хорошо, вот это головорезам, а это тебе. Ешь, сказал!
— Я тебя люблю, азизим!
— Я тебя тоже, ежик… — Лешка в который раз понял, что совершенно счастлив. И даже непутевые чада вполне вписывались в это счастье.
Глава 2
Глава 2
- Советское правительство отвергло ультиматум Керзона!!! Советский болт капиталистам! Покупайте, покупайте! — по улице стайкой пронеслись мальчишки со стопками газет.
— Папиросы «Сафо»! Папиросы «Пушки», папиросы… — устало ревел лохматый мужик в блузе-распашонке и растоптанных донельзя ботинках.
— Счас как дам! Отвяньте сволочи! — торгующая семечками зловещего вида бабуля в некогда роскошной шляпке с поломанными перьями, грозила вившимся вокруг нее беспризорникам обломком старинного кирасирского палаша.
Прямо над ней нависал огромный плакат, на котором, на фоне огромной алой звезды, бесноватого и похмельного вида красноармеец, оскалив зубы, категорически требовал:
«Товарищ, сдай оружие!!!»
Сознательные товарищи на плакате охотно протягивали ему фентезийного вида револьверы, сабли и даже гранаты.
Лешка засмотрелся на гимнасток в трико, устраивавших какой-то замысловатый перфоманс на уличной трибуне, но тут же был вынужден вернуться в действительность.
— Азизим! Я прошу тебя, в последний раз! — Гуля намертво вцепилась в Лешкин рукав и остановилась. — Пожалуйста, спаси детей!
Гуля тоже вытянулась, стала взрослей и очень похорошела, превратившись из нескладного подростка в симпатичную девушку, каким-то странным образом, как две капли воды похожую на актрису и модель Софию Бутеллу. Коротенькая стрижка «Бубикопф», элегантно заломленная беретка, строгая блузка с коротким и широким галстуком, юбка до середины икры и туфли лодочки очень шли ей, добавляя строгости образу. Новомодные аляповатые платья баллоны с низкой талией и шляпки-горшки Гуля напрочь игнорировала, предпочитая консервативный образ.
— Ну? Ты меня слышишь, Лекса Турчин? — жена опять дернула Лешку за рукав гимнастерки.
Алексей тяжело вздохнул. Очень ожидаемо, обожаемые чада, на следующий же день после приезда Лексы, выкинули очередной фортель. С субботу с утра чинно отпросились погулять, все такие вежливые и ласковые, хоть к ране прикладывай, а после обеда пришел постовой милиционер и торжественно сообщил, что оные Сашка и Машка коротают время в камере участка и на этот раз их обязательно посодют, можете не сумлеваться.
— Ты не понимаешь, Ежик…
— Все я понимаю! — всхлипнула Гуля. — Они… они хорошие, просто… сами этого еще не знают…
— Ага, хорошие, просто замечательные, — беззлобно проворчал Лешка. — Когда спят зубами к стенке. Ежик, ты не понимаешь, здесь все просто, твою доброту они принимают за слабость. А слабые для таких, как они — просто жертвы, добыча.
— Нет! — горячо воскликнула Гуля. — Они просто еще не верят нам. Но скоро поверят, я обещаю. Ну пожалуйста, азизим… — в ее глазах заблестели слезы.
Лешка очень сильно удивился и моментально сдался. Раньше жена никогда не прибегала к этому испытанному веками женскому средству.
— Ну хорошо. Последний раз.
— И бить не будешь, после того, как их отпустят? Обещай!
— Я этих малолетних преступников когда-нибудь бил? — удивился Алексей.
— Нет… — Гуля потупилась. — Но ты можешь.
— Могу, но не бью. Это ты, вообще-то, их лупасишь всем, что под руку попадет.
— Я любя! — Гульнара смутилась. — И не больно, чтобы только стыдно им было.
— Стыдно им не бывает никогда! — отрезал Алексей. — Они даже не знают, что это такое. Все, хватит, идем. Сказал, попробую вытащить, значит попробую. И лупить не буду, хотя очень хочется. Ну? И глаза вытри, распустила нюни. Дай беретку поправлю. Вот!
Оплот законности в районе располагался в бывшем околотке, но пока никак не назывался — вывеску как раз рисовали малярными кистями два живописных оборванца, за которыми надзирал молодой милиционер в белой гимнастерке с алыми «разговорами», белой буденовке и здоровенной облупившейся кобурой с револьвером системы Смит-Вессон на поясе.