— Бам, бам, бам! — совсем рядом зятявкали револьверные выстрелы.
Стрелял еще один улан, с серебряным зигзагом на воротнике и в рогатывке с желтыми вставками.
Поляк бегло палил из большого револьвера, далеко вперед вытянув руку, но его кобыла нервно плясала, и он никак не мог попасть в цель.
К тому времени, как Алексей начал реагировать, улан дострелял барабан, злобно заверещал и сунулся рукой к сабле.
— Kurwa mać! Ty chuju, рsia krew!
Ствол пистолета-пулемета, наконец, развернулся и уставился на всадника, поляк это заметил, вздыбил лошадь, но, после очереди в упор, завалился вместе с ней.
Лекса опять потащил магазин из разгрузки, но быстро сообразил, что остался всего один, совсем изломанный пулей, бросил немецкую «трещотку» на ремне и выхватил пистолет.
Неподалеку опять послышались крики, а потом…
Потом послышался нарастающий грохот и треск, словно по плавням пер на полной скорости железнодорожный локомотив.
Почти сразу же в реве начали прорезываться истошные визги и хрипы.
Лекса завертел головой, ничего не понял, а потом не нашел ничего лучшего, чем упасть на землю, закатиться под бок мертвой лошади и закрыть голову руками.
Он так и не понял, что происходит, действовал инстинктивно.
А дальше, в плотном шлейфе свирепого смрада, прямо через него, в направлении преследователей прокатилось огромное кабанье стадо.
Какая-то тварь подцепила Лексу рылом на бегу за разгрузку и мощным рывком отшвырнула его в сторону.
Грохот…
Визг…
Удары…
Смрад, визг, мощные толчки, пинки и снова смрад…
Алексей на некоторое время потерял сознание, а когда пришел в себя, грохот уже удалялся, землю перепахали, как трактором, трупы лошадей и людей растоптали и растерзали, а все вокруг и сам Лекса был покрыт…
Дерьмом! Самым настоящим, омерзительным и жидким кабаньим дерьмом.
— Твою же кобылу… — едва не теряя сознание от смрада, Лекса попытался встать, заорал от боли во всем теле и упал снова.
Загонщиков уже не было слышно, судя по всему, стадо их прогнало или тоже растоптало.
Алексей немного еще послушал, сел, разорвал штанину, снова ругнулся, но этот раз облегченно, выцарапал из кармана сверточек бинтов, плеснул из фляги самогона на рану и принялся бинтовать ногу. Когда закончил, осторожно встал, снова сориентировался и побрел по просеке оставленной кабанами. С Беней они уговорились встретиться в условном месте, на опушке леска на острове в плавнях.
Нога немного утихомирилась, но все тело продолжало дико ныть, Ощущения прямо намекали, что чертовы кабаны переломали все кости.
— Ненавижу пшеков и кабанов… — зло шипел Лешка. — Но кабанов больше! Чтоб их сутулые жеребцы драли, чтоб им кобыла под хвостом дала понюхать…
Сам, Алексей Турчин, в своей прошлой жизни всегда ругался матом без особых изысков — просто и незатейливо. Сказалась армия, в которой, как всем известно, матом разговаривают. Но когда случился гребаный перенос в Лексу, к языку намертво прилипла эта самая «кобыла», видимо, доставшись по наследству. Лешка пробовал бороться, заменять чем-то, но без особых результатов — как он не старался, ничего не получалось — «лошадиная» тема засела в лексиконе намертво.
Каждый шаг доставлял немилосердно страдание, но больше всего досаждал смрад дерьма и летучие кровососы — они вились вокруг густыми тучами.
Где-то рядом оглушительно проорала ворона, Алексей вздрогнул от неожиданности, пожелал хвостатой много «добра», но сразу после этого, впереди начал часто садить очередями пулемет.
— Чтоб вас… — Алексей мгновенно забыл о боли и побежал вперед.
В пулеметные очереди начали вплетаться винтовочные выстрелы, но почти сразу же все затихло.
— Чтоб вас… — Лекса побежал быстрей, перебрался по пояс в воде через заводь, а дальше пригнулся и пошел медленней, внимательно контролируя стволом своего Люгера сектора впереди и по бокам.
Очень скоро стало слышно тихое, болезненное ржание раненой лошади и какое-то неразборчивое бормотание. А еще через несколько минут, бормотание трансформировалось в отчетливый, хорошо слышный разговор.
— Где польская пани, сучка мелкая⁈ Говори, иначе разорву пополам! — зло рычал мужской голос на русском языке с сильным польским акцентом.
Ему отвечал абсолютно спокойный голосок Брони:
— Уходите лучше, а то вернется мой друг и выколет вам глаза!
— Что, песья кровь? — изумленно взвыл поляк. — Какой, к песьей матери, друг?
— Сами у него спросите!