— Сам пошел, быдло сраное! — обиделся улан. — Сейчас я научу тебя вежливости, недоносок…
И стал в позицию, заложив левую руку за спину.
Лекса попробовал раненую ногу, решил, что вытерпит, слегка пошевелил корпусом, пошел в разножку навстречу улану, а потом сразу попробовал прием, которому его научил Буденный. В броске зацепил изгибом своей шашки за изгиб сабли поляка, дернул на себя, а дальше стрельнул прямым выпадом прямо ему в лицо.
И неожиданно попал — улан отпрянул и зашипел, зажимая распоротый лоб ладонью.
— Сука, сука, подлый, смердючий ко́зак…
А дальше сразу ринулся вперед, бешено крестя саблей.
Лекса очень быстро убедился, что улан бахвалился не зря, он оказался настоящим мастером какого-то замысловатого польского стиля. Очень мешала раненая нога, Лешка несколько раз едва не споткнулся, не мог толком маневрировать, и просто вынужден был ввязываться в рубку. Спасало только то, что у поляка со лба на глаза сочилась кровь, и он несколько раз отскакивал, чтобы утереть ее рукавом.
— Смердишь, как свинья! — в очередной сшибке улан ловко финтанул, вывернул кисть, все-таки резанул вскользь Лешку по предплечью и радостно заорал. — Ха, взял кровь!
Ринулся снова, добивать, но Лекса, надсаживаясь до скрипа в сухожилиях, каким-то сверхусилием все-таки успел круговым движением шашки отбить удар, а потом, снизу-вверх, с вывертом ног, страшно секанул поляка в «локоть».
Клинок зло свистнул, вспарывая воздух, с противным хлюпаньем врезался в руку улана. Костюшковка выпала на траву, поляк охнул, пошел боком, а потом упал на колени, прижимая разрубленную руку второй к туловищу.
Сразу стало ясно, что ни о каком продолжении боя речи не может идти. Кровь хлестала из раны ручьем.
У Алексея мелькнула мысль добить его, он зло зыркнул по сторонам, высматривая следующих преследователей, но все-таки решил рискнуть и подбежал к поляку, на ходу доставая сыромятный шнурок из кармана.
— Матерь боска, матерь боска… — едва шевеля губами на стремительно бледнеющем лице, шептал улан. — Матка боска…
Лекса быстро наложил жгут, положил поляка так, чтобы голова была выше тела, а потом быстро повел взглядом по поляне, ища Беню.
И сразу нашел его, потому что возле его тела сидела на корточках Броня.
Беньямин Зильбер лежал вытянувшись, сложив руки по швам, словно в строю, а на его лице застыла какая-то детская, трогательная улыбка.
Рядом с ним валялся пулемет без диска, а вся левая сторона черепа Бени была снесена сабельным ударом.
— Как его звали? — тихо поинтересовалась Броня.
— Беня. Беньямин.
— Он меня нес на себя… — начала рассказывать Броня, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону. — А потом налетели эти гады. Беня… Беньямин, сбросил меня, приказал бежать, а потом начал стрелять. Убил всех, кроме того. А этот… этот ударил саблей Беню…
Она зачем-то встала, развернулась и куда-то ушла.
Алексей стиснул зубы. Все эти красивые фразы о том, что «своих не бросают», на практике являлись и являются сплошной глупостью. Ни одно мертвое тело, пускай даже боевого товарища, не стоит жизней остальных.
Но Беню надо было забирать с собой. Лекса просто не простил бы себе, если бы его бросил.
Попробовал поднять тело, но не смог и упал вместе с ним.
Сзади неожиданно хлестнул выстрел, Лекса резко обернулся и увидел, как Броня стоит с револьвером в руке над уланом.
Из ствола нагана курился дымок…
Глава 17
Глава 17
— Matka Boża! — пани Барбара ахнула. — Кто тебя так, мой мальчик?
Алексей просто пожал плечами. Ни желания, ни сил объясняться не было. Сил — особенно. Лешка держался в сознании только на морально-волевых качествах, да и те таяли с каждой секундой.
После рубки с уланом, он соорудил примитивную волокушу и попробовал тащить тело Зильбера, но получалось очень медленно, несмотря на то, что ему пыталась помогать Броня. Лекса совершенно выбился из сил, но потом случилось очередное чудо — к ним прибилась одна лошадей погибших польских улан — спокойная и очень добрая караковая кобыла. Она без проблем дала погрузить на себя Беню, а потом, уже к вечеру, на Лексу с девочкой наткнулась партизанская поисковая группа.
— Чего застыла! — медичка пихнула кулаком Агнешку. — Надо с него все это тряпье срезать, да прикажи горячей воды тащить. Много воды. И лохань, где бинты стираем. Ну, szybka, szybka dziewczyno! Ай, матка боска, а это кто?
Барбара хлопнула себя по бедрам и с удивлением уставилась на Броню.
— Я Бронислава Жук из Лиды, шановна пани, — вежливо ответила Броня и присела в книксене.
Смотрелась все это довольно комично, потому что девочка, точно так же, как и Алексей представляла собой сплошной ком грязи, сквозь которую можно было рассмотреть только глаза.