Лекса спокойно ответил:
— На лицо вопиющее нарушение межведомственного взаимодействия. Но меня сейчас это меньше всего беспокоит. У вас в штабе округа, как у себя дома, орудует польский шпион. Вот что по-настоящему важно и очень опасно. Поэтому, я был вынужден отправлять донесения прямо в Штаб РККА, но и они, судя по всему, не доходили. И поэтому, я лично конвоировал пленных. Вы представляете, как на все это отреагируют в Москве? Картинка получается очень скверная. Поступил запрос на предоставление окна и обеспечение безопасного перехода через границу. Приоритет — государственная важность, повторюсь. И что? Информация мгновенно ушла в польскую контрразведку, мало того, направлен отряд, чтобы уничтожить представителя штаба РККА. Я конвоирую государственного преступника, генерала Булак-Балаховича, выдачи которого уже очень долго безуспешно добивается наша страна. А с ним группу контрразведчиков и ученых, планирующих биологическую провокацию с десятками тысяч жертв. Как все это выглядит? Боюсь, оргвыводы последуют незамедлительно.
— Но никто же не знал, что ты ведешь генерала и этих, как их там… — возмутился командарм.
— Вы даже обо мне почему-то ничего не знали, — спокойно парировал Лешка. — А что до пленных: пометка государственная важность, забыли, Август Иванович? Этого должно было хватить, чтобы получить любое содействие. Чем все это пахнет, представляете?
Корк остановился и резко обернулся к Алексею.
— Представляю, Алексей Алексеевич, я все представляю. Но… — он рубанул рукой. — Шпиона мы быстро выявим. Однако, я хотел тебя попросить не спешить с выводами в докладе руководству. Мы все быстро исправим. Ты меня знаешь.
— Август Иванович… — Алексей сделал еще глоток. — Конечно, я не буду спешить. К тому же, проблемы застарелые и достались вам по наследству. Вы-то причем? В данном случае рыба начала тухнуть с середины, а не с головы. В свою очередь, я хотел вас попросить обеспечить строгой охраной пленных и ограничить к ним любой доступ. Это дело государственной важности.
— Сделаем! — горячо пообещал командарм. — Поступим так! В штабе тебе пока не стоит показываться, поэтому мы устроим вас в пригороде Минска. Там же будут находиться пленные. В качестве охраны, я отдам в твое полное распоряжение комендантскую роту. Отдохнешь пару дней, дальше мы вас отправим в Москву. И насчет пленных, тоже не беспокойся. Есть еще какие-то просьбы?
— Немедленно отправьте шифрограмму в Штаб РККА. Текст я сейчас предоставлю. Лично проследите, Август Иванович, чтобы она ушла. И да, постарайтесь, чтобы никто к нам не совался. Никто — это никто. Разговаривать буду только с тобой.
Корк кивнул.
— Сделаю. Еще что-нибудь?
— Есть… — Лекса мстительно улыбнулся.
— Говори! — командарм внимательно посмотрел на Алексея.
— Этот ваш командир взвода. Как там его? Боровик? Мягко говоря, бить детей…
— Пойдет под трибунал, мерзавец!!!
— Отлично. Решение трибунала предоставите мне завтра. Но пока я бы хотел просто пообщаться с ним наедине. Этот кабинет подойдет. Договорились? Август Иванович, я уверен, вы наведете здесь образцовый порядок. А я, в свою очередь, правильно отражу ваши стремления в докладе. И да, пусть мне немедленно вернут все документы, оружие и мои личные вещи…
Изначально, Алексей, не собрался предпринимать никаких репрессий в отношении слишком ретивого взводного. В боевой горячке много чего может случиться, как плохого, так и хорошего. Но после того, как тот ударил Броню, свое мнение Алексей резко поменял.
Командарм вышел, через несколько минут в кабинет вошел Боровик.
— Товарищ…
Алексей жестом оборвал его, взял из стаканчика на столе остро заточенный карандаш и подошел вплотную к взводному.
— Теперь знаешь, кто я?
— Да, конечно… — торопливо забормотал Боровик, пятясь назад. — Вы… вы… но, я же не знал…
Комвзвода уперся спиной об стену и замолчал. Он изо всех сил старался держаться спокойно, но получалось плохо. Глаза бегали, уголок рта дергался, а по лбу потекли крупные капли пота.
— Ты, наверное, хороший командир, комвзвода Боровик… — с ухмылкой цедил Лекса. — Но как человек — полное дерьмо. Слова бы не сказал, если бы ты не тронул девочку. Война, не до жалости и соплей, сам такой. А ведь она тебя пожалела, отпустила, а ты…
— Товарищ…
Лекса толкнул Боровика плечом, левой рукой перехватил воротник на его гимнастерке и локтем пережал горло, а правой приставил карандаш к веку.
Остро отточенный грифель продавил кожу под глаз.