— Господин Донской рассказывал мне, — Федоров перешел к деловому разговору, — что у него остались хорошие воспоминания от визита в Воронеж. Мы надеемся, что с вашей помощью удастся установить нужные связи в Москве. Это должно быть лестно для вас, молодой человек. — Федоров, улыбаясь, смотрел на Муравьева.
— Донской мне тоже понравился. С ним можно иметь дело.
Муравьев решил показать, что и он кое-что значит. Федоров это понял.
— Главное сейчас, — продолжал Муравьев, — объединить все силы для борьбы с большевиками. — Он посмотрел на Федорова, чтобы угадать реакцию. Тот одобрительно кивнул головой. — Что касается будущего России, то об этом можно договориться потом.
— Вы говорите от себя или у вас имеются инструкции?
— Я поддерживаю постоянную связь с Москвой. Это, по-видимому, вам известно. Приехал к вам затем, чтобы совместно выработать согласительную политическую платформу между левыми социалистами-революционерами, конституционными демократами и армией Антонова. Должен вам пояснить, что у эсеров имеется несколько течений. Но сейчас левые эсеры, которых я представляю, объединились с правыми для совместной борьбы.
— Видите ли, — Федоров говорил осторожно, словно бы рассуждая сам с собой, — я бывший рядовой член партия кадетов и не имею никаких полномочий для переговоров о выработке согласительной платформы. Вопрос этот весьма сложный и важный, и решить его могут только комитеты партий на высоком уровне, но не рядовые члены.
Муравьев насторожился. Заявление Федорова заставило его задуматься. Прием получался довольно холодный. Почему? Действует ли Федоров от себя лично или получил такие инструкции? Путь дальше к антоновцам будет закрыт, если не удастся договориться здесь по принципиальным вопросам. Федоров попросту не окажет содействия, а без него туда не попадешь. По-видимому, нужны более веские аргументы.
— Мне известно, что руководство нашей партии ведет за границей переговоры с членами ЦК партии кадетов, — нашелся Муравьев. — Больше того, недавно в Москву приезжали представители вашей партии и генерала Деникина. Состоялись важные переговоры. Это я говорю вам по секрету. Надеюсь, я могу доверить вам эту тайну?!
— Ну-у! — Федоров так и подался вперед, услышав о Деникине. Заулыбался. — Дай-то бог! — Он стал весь светиться, вся его чопорность исчезла.
— Я не знаю подробностей переговоров, но мне точно известно, что они будут продолжены, — закончил Муравьев.
Теперь задумался Федоров. Сообщение гостя его заинтриговало, в этом не было никаких сомнений. О чем он думает? Муравьев терпеливо ждал. Тузинкевич, который прислушивался к беседе, стал напряженно смотреть то на одного, то на другого собеседника.
— Не смог бы я принять участие в переговорах с представителем генерала Деникина? — неожиданно спросил Федоров. — Могли бы вы это организовать? — Муравьев понял, что известие о новых силах, выступающих против большевиков, было для него притягательно.
— Вы действительно хотели бы участвовать в таких переговорах? — удивился Муравьев. — И имеете возможность поехать в Москву?
— Несомненно. Это, конечно, трудно. Но у меня сохранились кое-какие связи в Москве…
— Хорошо, — решительным тоном сказал Муравьев. — Здесь, в Тамбове, останется мой помощник. — Муравьев кивнул в сторону другой комнаты, откуда раздавался негромкий разговор жены Федорова и Бронислава. — Я поручу Смерчинскому связаться с Москвой, и он все организует. Вас это устроит?
— Вполне. Я и сам собирался в Москву, меня просил съездить туда еще и Донской.
— А как же я смогу попасть к товарищу Антонову? Донской мне сказал, что вы можете оказать в этом помощь.
— Завтра я все устрою. Это несложно. — Федоров стал разговаривать с Муравьевым как с равным. Он понял, что за этим молодым человеком стоят определенные политические силы. — Я сведу вас с одним человеком, который организует поездку.
Нина Ивановна Дерибас привезла в Москву из Петрограда своего мужа в середине мая. Терентий Дмитриевич чувствовал себя уже хорошо, даже заметно поправился на больничных харчах. Но рана давала о себе знать, и без палки передвигаться ему было трудно.
В Москве было тепло, Зеленели газоны, деревья покрылись нежной листвой, и все кругом распускалось и расцветало.
Терентий Дмитриевич несколько дней сидел дома, выходил только на балкон подышать воздухом. Вскоре ему это надоело, передвигаться стало легче, и он вышел погулять на улицу. Он убедился, что может уже ходить самостоятельно. И однажды утром не выдержал: побрился, тепло оделся и отправился на службу. Вошел в кабинет к Самсонову.