Пришел на службу раньше всех. Хотел познакомиться с накопившимися за время болезни материалами, посмотреть, нет ли чего нового из Тамбова. Услышал, как стали хлопать двери других кабинетов. Потом один за другим заходили сослуживцы к нему и задавали один и тот же вопрос:
— Ну как?
Всем Дерибас пожимал руки и шутливо отвечал:
— Лучше всех!
Разговаривал, шутил, а все время думал о Федорове: «Как он там? Взяли под наблюдение или нет?»
В час дня не выдержал, позвонил начальнику группы:
— Почему не звоните? Как у вас дела?
— Все в порядке, Терентий Дмитриевич. Ведем наблюдение, результаты доложим вечером.
— Приехал или нет?
— Приехал, приехал. Уже в городе.
Успокоенный Дерибас спустился в столовую. Она находилась на первом этаже. Народу было много, все друг друга знали, делились новостями, но Дерибасу разговаривать не хотелось. Да и рассказывать об операции он не мог, сел в угол за свободный столик.
— Что, Терентий Дмитриевич, невесел? — К нему подошел его старый друг Валерий Михайлович Горожанин.
— О, Валерий, садись. Ты почему здесь? И почему не зашел ко мне?
— Приехал только вчера и собирался зайти. Да вот увидел тебя здесь и рад встрече. Как нога?
— А-а… — Дерибас махнул рукой. — Болит. Еще, говорят доктора, долго будет болеть. Да не в этом дело… Работать надо.
— Это верно. Сейчас лезут все: от монархистов до эсеров, — чтобы спихнуть большевиков. За свою собственность они готовы нас вешать на деревьях, стрелять и бить.
— Ты прав… Как твои дела?
— На днях еду на Украину.
Записку с описанием наблюдения за Федоровым принесли только в одиннадцать часов вечера. Привычный лаконичный отчет, но как много он говорит чекисту! Дерибас сразу углубился в чтение.
Поезд из Тамбова прибыл в 11 часов 25 минут, с опозданием на 10 минут. Федоров Дмитрий Федорович, в дальнейшем Фараон, вышел из спального вагона последним. В руках у него был коричневый кожаный чемодан средних размеров.
Приметы Фараона: рост выше среднего, лет 50—52, волосы русые; небольшая, аккуратно подстриженная бородка, одет в темно-серый костюм в полоску; на ногах — черные полуботинки. Особых примет нет.
Фараон вышел на вокзальную площадь, нанял извозчика и приехал в Газетный переулок, где проживает его сестра. Пробыл там два часа. Вышел без чемодана. Пришел на Тверскую, шел медленно, рассматривая витрины магазинов.
Посетил Коммунхоз. Поднялся на второй этаж в общий отдел, где встретился с Тимофеевым А. Я.
Тимофеев Александр Яковлевич, 56 лет, бывший присяжный поверенный, одинокий. Ранее состоял в партии кадетов.
В Коммунхозе Федоров пробыл недолго. Вышел, нанял извозчика, приехал снова в Газетный переулок к сестре, откуда до вечера не выходил.
Поздно вечером вышел из квартиры сестры. Медленно пошел по переулку, увидел извозчика, остановил, сел и велел гнать. Кружным путем приехал к Никитским воротам. Сошел с пролетки, огляделся. Подошел к Гранатному переулку, быстрым шагом зашел в дом № 9, квартира 16, где проживает Тимофеев А. Я.
На этом докладная записка заканчивалась.
Когда Федоров зашел к Тимофееву, тот сразу стал выговаривать:
— Что же это вы, Дмитрий Федорович?! От вас-то я этого никогда не ожидал. Явиться прямо на службу! Сотрудники, с которыми я работаю, вас видели и заприметили. Разве так можно!
— Александр Яковлевич, прошу прощения, но другого выхода у меня не было. Свой домашний адрес вы мне не сообщили, а дела не терпят отлагательств, — громко заговорил, пытаясь оправдаться, Федоров.
— Да замолчите же вы наконец! Ничему-то вы не научились, — зашипел на него Тимофеев. — За стеной живут соседи и могут услышать. Вы хотите угодить в ЧК?
Федоров насупился. Прием был не из деликатных. Он так и остался стоять посреди полупустой комнаты, где, кроме неприбранной кровати, платяного шкафа, непокрытого стола и пары стульев, ничего не было.
Немного успокоившись, Тимофеев предложил, указав на стул:
— Присядьте. Зачем я вам срочно понадобился?
Федоров поднял голову, тяжело вздохнул и тихо, полушепотом спросил:
— Александр Яковлевич, вы знаете о событиях в Тамбовской губернии?
— Знаю.
— Там бунт. Туда сбежалось много кулаков, зажиточных крестьян, недовольных политикой большевиков.
— Ну и что же?
— Движение все разрастается, но оно принимает чисто бандитские, а не политические формы. Это движение необходимо направить в правильное политическое русло, оздоровить его идейно. Вы понимаете, придать идейную направленность. — Федоров все более возбуждался. Снова стал говорить громко.