Кстати, я так и не удосужился выяснить, чего ради Цукерману вздумалось преследовать меня вплоть до самого дома отдыха на берегу моря в ту памятную ночь после первого заседания. Полагаю, однако, что ранение его было пустяшным — во всяком случае, он никогда о нем не вспоминал.