Тогда все кинулись во двор, мужчины и женщины вперемежку. Рушились горящие балки. На верхних этажах за окнами метались люди, — по лестнице уже нельзя было спуститься. Стали бросаться из окон, завернувшись в тюфяки. Средство спасения оказалось ненадежным: тюфяки у некоторых были совсем жиденькие, и обладатели их разбились насмерть. Пушки все грохотали. В тюремные корпуса опять попадали снаряды. Нежданно оказавшись под открытым небом, люди переглядывались: убьют нас сейчас. И каждый, как ночная птица, вдруг попавшая на солнечный свет, ежился и с угрюмым удивлением рассматривал толпу заключенных, не понимая, что и сам он такой же, как они: весь грязный, всклокоченный и больной, с лихорадочно-блестящими глазами… Убьют нас сейчас! Все бросились к выходу. Испуганный сторож отпер ворота. Рассыпавшись по аллеям, беглецы, мелькая между деревьями, помчались к каналу.
Ватбле и Нестор обернулись: где же Додольф? Исчез… А наседка? Эх, досада! Не успели расправиться с ним. А теперь он, поганое отродье, благополучно выберется. Но где же Додольф? Ждать его было невозможно — волна бегущих людей напирала, толкала вперед. Оба понеслись к каналу.
Трудно представить себе то, что там происходило. Немцы уже заняли часть Обурдена, а он находится на том же берегу канала, что и тюрьма, ниже Ла-Бассе. Французы еще держались в Лоосе и в Обурдене — на канале, в том месте, где он делает поворот. Беглецы оказались под перекрестным огнем. Они растянулись цепочкой по берегу, искали переправы. Мост напротив тюрьмы был взорван. А ведь в камерах они слышали еще и другие взрывы, значит, мало надежды, что дальние мосты целы. У противоположного берега стояли на причале два баркаса. Двое молодых парней, рискуя жизнью для общего дела, разделись догола и вплавь подобрались к баркасам. Они потянули их за собой, повернули, связали вместе, поставили поперек канала — получился мостик. Все кинулись к нему, попрыгали вниз, как кузнечики. Удивительно, какую силу придает человеку опасность! Все перебрались, помогая друг другу. Пули свистели у самого уха; вокруг с громким всплеском падали в воду снаряды, над баркасами пролетали осколки. Переправа показалась Элуа очень долгой, а когда стали спускаться с баркаса по доске, которую перебросили на пристань, он прыгнул неловко и упал в стоявший рядом старый ялик; днище провалилось, и Элуа, увязнув обеими ногами в тине, забавно высовывался из воды. Его вытащили, посмеялись над ним. Французские солдаты, стоявшие неподалеку, обстреляли беглецов на всякий случай, не зная, с кем имеют дело. Наконец все выбрались на улицы Лооса. Рассыпались в разные стороны…
Нестор и Элуа кинулись со всех ног в ту сторону Лооса, где начиналась дорога на Лилль. Они мчались вдоль бесконечных заводских заборов, не обращая внимания на встречных. А встречных было много: беженцы, пытавшиеся выбраться из Лилля через южную окраину, воинские части, ехавшие в битком набитых грузовиках; то тут, то там лежали на земле всеми покинутые бездыханные тела людей и трупы лошадей, пылающие автомобили. Все звуки перекрывал рев орудий. Никто ничего не спросил у беглецов, хотя одеты они были в разношерстные грязные отрепья и оба так исхудали, что казалось, вот-вот свалятся и отдадут богу душу. У обоих от бега грудь ходила ходуном, колотилось сердце, липкий изнуряющий пот стекал по плечам, по спине. Они ничего не ели со вчерашнего дня, но не чувствовали голода. Другие заключенные тоже бежали опрометью по улицам Лооса. Иногда женщины падали, но нельзя было даже остановиться, чтобы помочь им: как-никак они на свободе, теперь уж пусть сами выпутываются. За последними домами Лооса тянулась полоса садов и огородов, лачужки и клочки полей. А потом распростерлась голая пустошь. Элуа и Нестор шли с таким чувством, что сейчас в них начнут сажать пули, как в мишень. У Бетюнской заставы стояла батарея 75-миллиметровок.
Офицер окликнул их: — Куда направляетесь? — Домой. — Откуда идете? — Из Лоосского централа. — Ага, — сказал офицер. — Основательно вас обстреляли.
Как? Он уже знает? И вдруг Нестор понял, какой смысл имели слова офицера: «Основательно мы вас обстреляли», — вот что он хотел сказать. Ах, подлецы! — Надо полагать, это вы стреляли? — спросил Элуа. Офицер пожал плечами: батарея получила приказ. Артиллеристам все равно, — куда прикажут, туда и стреляют. Просто задача по геометрии. В кого снаряд попадет, это их не касается. Приказ. А кто мог дать этот приказ? Офицер ответил: — Префект. — Может быть, он и солгал. В эти часы, когда префект выдал военных неприятелю, они со зла наговорили бы на него что угодно. — Вы стреляли по тому корпусу, где содержатся политические!.. — Я же вам говорю, что мы получили приказ…