– Кем вы являетесь?
– Я? – Свинка нахмурилась. – Ну вроде как я его прислуга. Хотя… теперь я вроде вполне свободная женщина и просто помогаю старику. – Она почесала подбородок. – Пожалуй, это зависит от того, кто победит в гражданской войне.
– Вы в этом не уверены? – Я с прищуром посмотрел на неё, чтобы слегка вывести из равновесия и заставить проговориться о большем.
Но она осталась невозмутима:
– Уверена. Я думаю, это будут наши.
Кого она имела в виду под «нашими», я так и не понял, но ответ этот был достаточно бескомпромиссен, чтобы я бросил попытки подобным образом расшатать её спокойствие и перешёл к конкретным вопросам.
– Ладно, поговорим о насущном. Когда его нашли?
– Под вечер. Он заперся у себя с самого утра и совсем не отзывался. Мы забеспокоились и решили вынести дверь. Так и нашли его. Сначала вызвали милиционера. Он тут всё посмотрел, а потом вы пришли. Больше никто и ничего внутри не трогал.
– Совсем никаких шумов не было?
– Нет. Он как зашёл, так и затих.
– Кто и когда последний к нему заходил?
– Кажется… – Она вновь почесала подбородок и задержалась с ответом, будто бы думая, о чём ей стоит говорить, а о чём нет. – Вчера к нему приходил его бывший ассистент, Заречный Павел.
– В котором часу?
– Я уж и не помню… – Она отвела взгляд.
– Покойный практиковал как врач, верно? – спросил я, с порога комнаты приметив лежавший на ореховом столе стетоскоп.
– Да… – вновь неуверенно произнесла моя собеседница.
– Значит, наверное, у него должна была быть книга приёмов?
Она помялась на одном месте и нервно притопнула ногой. Я продолжал наседать:
– Могу я её посмотреть?
Она неловко кивнула и стала удаляться куда-то в глубь квартиры, но на мгновение замешкалась, когда я ее остановил грозно сказал:
– Если там сейчас не будет страницы или последние пометки будут замазаны, то я вас арестую за препятствование действиям органов советской власти. Ну так, мало ли вы решите сейчас сделать что-то, о чём потом пожалеете.
Не ответив, свинка быстрым шагом проследовала в, по всей видимости, свою комнату, и оттуда послышался отчётливый звук перебирания всякого хлама. Чтобы у неё было меньше желания совершать опрометчивые действия, я последовал за ней и встал на пороге уже её каморки. Вскоре она достала книжку в толстом кожаном переплёте и дрожащими руками передала мне.
Я пролистал жёлтые страницы, сверху донизу расписанные именами и датами, вплоть до самых последних страниц. Там, вчерашним числом, действительно числился гражданин Павел Заречный. А вот уже сегодня утром была интересная запись: «Девять часов, Матфей».
Я вопросительно посмотрел на женщину, скрючившуюся напротив меня:
– Значит, никого не было сегодня? А не вы ли вписали посещение мертвеца неким Матфеем?
– Я.
– Кто это такой?
– Я не знаю… – Она стыдливо потупила взгляд.
– Но вы же это и записали, разве нет?
– Доктор Шариков меня попросил после того как встретился со своим коллегой, с Павлом.
– И? Что было дальше?
– Этот Матфей не пришёл. Вернее, я никого вчера не видела из посетителей доктора. Он заперся, и всё тут.
– Другие соседи подтвердят эту информацию?
Вместо ответа женщина легонько несколько раз кивнула головой.
– Хорошо, когда они просыпаются?
– Часам к восьми.
– Отлично, я их опрошу. А пока скажите, где я могу найти этого Павла? Если уж о Матфее вы действительно ничего не знаете.
– Кажется, он живёт в другом конце города, на Пречистенке, в доходном доме.
– Ладно, мы туда съездим.
– Может… – с придыханием обратилась она ко мне, будто бы желая задобрить, – вы останетесь ночевать у нас? Правда, свободная кровать только одна, профессорская, но я могу…
– Нас устроит. Мы осмотрим комнату, а затем проведём оставшуюся ночь у вас.
Печать первая – Феликс – Кадавр с чёрным сердцем
Пока Йозеф общался с не самой приятной дамочкой, я осматривал труп. Седой пёс распластался на ковре, широко раскинув сухие руки и ноги. Он был одет в довольно приличный атласный жилет, со строчкой брюки и белую рубашку, будто бы готовился к какому-то важному приёму.
Но теперь его костюмчик едва ли можно было надеть на какое-нибудь светское мероприятие. Не только потому, что он был бы снят с трупа, но и потому, что все элементы одежды были пропитаны кровью до состояния мокрых красных тряпок. А на рубашке, в районе груди, был огромный разрез.