— В это трудно поверить. Какая же могла быть причина?
— Все не без греха,—сказал Александр.—Да и в моей жизни было два-три момента, о которых я бы не хотел никому рассказывать. И не забывай, Джиэйн, что мы не виделись с ним несколько месяцев. Могло случиться все, что угодно.
— Глупости,— резко сказала его жена.— Давайте сядем за стол.
Она накрыла стол на прохладной восточной террасе, на зеленой клетчатой скатерти, на тарелках был узор из зеленых листьев. В центре стояла высокая зеленая бутылка сухого вина.
Обед был таким, каким и ожидала Энн: простым, обильным, прекрасно приготовленным. Салат из креветок с авокадо; куриные грудки в небольших металлических кастрюльках, плавающие в пикантном маслянистом соусе, с гарниром из небольших круглых картофелин и кресс-салата; десерт из клубники с ванильным мороженым и черный кофе. Разговор за столом был бессвязным. Александр извинился за то, что кругом беспорядок — доски, козлы, арматурные прутья... Он отметил размеры новой террасы и показал место в фундаменте, которое нуждалось в ремонте.
— Если бы подрядчик для начала выполнил работу как полагается,— ворчливо заметил он,— всего этого беспорядка можно было бы избежать.
«Камешек в огород Мартина Джоунза»,— подумала Энн.
После второй чашки кофе Александр хлопнул ладонями по столу.
— Поскольку вы интересуетесь шахматами, вам было бы небезынтересно взглянуть на мою берлогу.
Энн посмотрела на Джиэйн, но не смогла ничего прочесть на ее лице.
— Я в некотором роде коллекционер,— продолжал Александр.— Думаю, что моя коллекция портретов шахматистов и шахмат—одна из лучших.
Энн послушно встала из-за стола. Александр кивнул Джиэйн:
— Восхитительный обед, дорогая.
Энн поспешила со своими комплиментами. Джиэйн слегка улыбнулась.
Сайприано повел Энн в свою берлогу — большую комнату в задней части дома. Одна стена была сплошь завешана рисунками и фотографиями гроссмейстеров всех возрастов и народов. Там был Сэмми Решевски, водруженный на высокий стул; Пол Морфи, в томной позе у фортепиано — как молодой Оскар Уайльд; Капабланка, любезный и красивый, соседствовал с задумчивым Алехиным, Фрэнк Маршалл смотрел влево, Чигорин уставился вправо. Висели там и десятки групповых фото, в том числе в несколько раз увеличенный снимок участников великого шахматного турнира мастеров с автографами.
Александр сновал взад и вперед, показывал, декламировал, разъяснял. Когда закончились настенные фотографии, он вытащил альбомы с автографами участников соревнований. В отдельном шкафу находились призы — кубки и медали. «Мои скромные достижения»,— охарактеризовал их оратор. В другом шкафу хранились книги на шести языках.
— И все это вы можете прочитать? — с удивлением спросила Энн.
— О да; я знаю немецкий, русский, французский, итальянский, испанский и португальский, а также греческий, сербский и, поверхностно, китайский и арабский. Я, знаете ли, что называется, прирожденный лингвист.
Энн еще раз выразила свое изумление, и Александр с удовольствием кивнул массивной головой.
— Меня готовили в бармены,— сказал он,— но я всегда предпочитал музыку и шахматы. И вот, — он развел руками, —что из меня получилось. Не нищий, но и никоим образом не богач. К счастью, у меня достает ума, чтобы удачно вкладывать свои небольшие средства.
Он подвел Энн к очередному шкафу, где были выставлены по крайней мере два десятка наборов шахмат, разнообразных по стилю и материалам, из которых они изготовлены: дерево, камень, слоновая кость, олово.
— Обратите внимание на эти вот,— сказал Александр,— Индия, восемнадцатый век. И вот эти, ими некогда пользовался сам Лопец. Да, чуть не забыл. Среди вещей, оставшихся после вашего отца, вы найдете красивый шахматный набор, который некогда принадлежал мне и который он приобрел при обстоятельствах не суть важных. Мне хотелось бы вернуть этот набор, и я думаю, что ваш отец не стал бы возражать. Естественно, я буду готов заплатить любую назначенную вами цену — в пределах разумного.
Не это ли было действительной причиной, по которой ее пригласили? Больше причин не было. Энн помедлила с ответом.
— Я еще не вправе распоряжаться имуществом отца.
Взгляд его буквально обжег Энн.
— Ваш отец получил эти шахматы в результате розыгрыша.
— Но я действительно не могу пока брать на себя никаких обязательств,— сказала Энн.— Извините, г-н Сайприано, но пока у меня не было времени обдумать ваше предложение.
Он зашагал к выходу из своей берлоги; экскурсия закончилась.
Было ясно, что он надеялся на положительный ответ. Проводив Энн в гостиную, он извинился, что вынужден ее оставить, так как должен написать важное письмо.