Вся ее жизнь изменилась после смерти отца. Она не успела еще осознать размеры своего богатства, но сумма явно превышала сто тысяч, даже после уплаты налогов. Остальное, двадцать две тысячи, следов которых так и не удалось отыскать,— добыча шантажиста. По крайней мере, так полагал Тарр. Он все еще держался за версию самоубийства. На ее взгляд, эта версия была ничуть не убедительней любой другой. Но Энн вынуждена была признать, что эту теорию нелегко опровергнуть. Отца нашли мертвым в запертой комнате; самоубийство казалось единственно возможным объяснением. Записка, найденная в камине, то, что со счета были сняты двадцать две тысячи,— все это говорило в пользу версии о шантаже. Энн могла противопоставить фактам и логике только свое твердое убеждение, что Роланд никогда бы не стал откупаться от шантажиста или накладывать на себя руки.
Она вынула из сумочки конверт и написала на обратной стороне. «Вопросы». Повертев в пальцах ручку, она попыталась вспомнить, что ставило ее в тупик по разным поводам, что удивляло, что казалось загадочным. Постепенно образовался следующий перечень вопросов:
Как Элэйн узнала, что Роланд получил наследство? Почему она была так уверена, что он отдаст ей деньги? Была ли эта уверенность основана на чем-то или она просто надеялась, что Роланд ей не откажет?
Для чего Роланду понадобилось столько замков и запоров на двери кабинета?
В то время, когда у Роланда не было денег, он регулярно вносил арендную плату (есть счета, которые это подтверждают). Когда он получил наследство, он задержался с оплатой. Просто расслабился? Или были другие причины?
Где находилась Элэйн с марта? Где она сейчас?
Почему Элэйн написала такое неопределенное письмо, без обратного адреса, не сообщив ничего, кроме того, что она хочет получить деньги?
Если Элэйн получила от Роланда пресловутые двадцать две тысячи, почему она продолжает жаловаться на нехватку денег?
Вопросы, касающиеся Элэйн, подразумевали такой не устраивающий Энн ответ, как шантаж и самоубийство. И все же Энн пришлось согласиться, что все три составные части этой версии — Элэйн — шантаж — самоубийство — являли собой неразрывное единство.
А что, если Роланд что-то сделал с Элэйн? И кто-то это видел и начал его шантажировать. И вот Роланд, потеряв рассудок от чувства вины, беспокойства, а может, и страха, решил покончить с собой? Тут Энн осенило. Это именно те предпосылки, которыми руководствуется в своем расследовании Тарр. И ход рассуждений был вполне логичным для каждого, кто не знал Роланда Нельсона. Неудивительно, что Тарр так скептически отнесся к письму.
Тем не менее, факты — вещь упрямая. Письмо было написано Элэйн, его отправили только в прошлый вторник — свидетельство того, что Элэйн жива и здорова. Но почему она не показывается? Боится? Кого? Шантажиста? Или того, кто рассказал ей о наследстве Роланда? Или блюстителей закона?
Вопросы, вопросы... И так мало фактов.
Энн заказала еще один коктейль. Из танцевального зала, как дым, просочилась музыка.
Она всплеснула руками. Самоубийство, несчастный случай, убийство, шантаж... Какая разница?
Минут пять она безумно и блаженно отдыхала. Никаких уроков. Никакого второго класса. Путешествовать... Италия — было бы чудесно. Венеция, Позитано, Таормино — места, где ей давно хотелось побывать. Можно поехать в Париж, Копенгаген, Вену. Или Ирландию— прелестная, должно быть, страна. Энн некоторое время смаковала мысль о том, что на какой-нибудь улочке Дублина она встретит Джиэйн... Это напомнило ей об Александре Сайприано и роскошном шахматном наборе, с которым была связана весьма необычная история. Отдавая Роланду шахматы, Сайприано символически, а может, и на деле, отказывался от шахмат вообще, а ведь это был стержень, вокруг которого строилась вся его жизнь. В свою очередь, разорвав закладную, Роланд, по сути дела, заплатил Александру за то, что много лет использовал его жену. Прямо скажем, не очень вежливо с его стороны. Но он никогда не претендовал на то, чтобы слыть вежливым.
Энн в такт музыке постукивала пальцами. Она выпила еще и почувствовала, что у нее слегка кружится голова. Если не остановиться, она натворит безрассудных поступков, может, станет флиртовать с мужчинами у стойки бара. Разумнее всего было бы пойти сейчас домой и лечь спать... Но тут она обнаружила, что ей вовсе не хочется уходить. Здесь было так светло, все сияло, играла музыка под аккомпанемент хрустального позвякивания льда в бокалах. Дома она снова останется одна.