— Если бы что?
— Если бы тут была замешана другая женщина.
Тарр откинулся на спинку стула.
— Что дает вам основание так думать?
— Кое-что из того, что Перл рассказала мне в разговоре по телефону.
— И вы знаете, кто эта другая женщина?
— Понятия не имею. Не уверена даже, что она вообще существует.
Тарр задумался.
— По словам его домовладельца, он жил затворником. Никуда не выходил, ни с кем не встречался. Это обычный для него образ жизни?
— У него не было «обычного» образа жизни. Думаю, он просто решил пожить в деревне. И поскольку друзей у него не было, в результате получилась жизнь отшельника.
Тарр покопался в ящике стола, вытащил бумажник и протянул Энн.
— Здесь все, что было у него в карманах. Документы я еще не смотрел.
Энн вынула содержимое бумажника. Там было четыре купюры по десять долларов, три пятерки и несколько бумажек в один доллар. В одном из отделений лежало водительское удостоверение, розовое свидетельство на владение автомобилем, довольно старым «Плимутом», залоговая квитанция на ковры и предметы домашнего обихода, и тут же часы.
Во втором отделении нашлось несколько визиток: «Мартин Джоунз, генеральный подрядчик» с адресом в Сан-Рафаэле и номером телефона, «Хоуп Брэйзиэр энд Тэйлор», маклерская фирма, «Калифорния энд Пасифик Бэнк», г-н Фрэнк Вайзиг, менеджер отдела инвестиций», оба адреса в Сан-Франциско, и наконец, к неподдельному ее изумлению, ее фотографии в возрасте шести, десяти и шестнадцати лет. На обратной стороне последней был нацарапан карандашом ее нынешний адрес и телефон.
— А вы были хорошенькой девочкой,— заметил Тарр, наблюдая за ней.
— Не понимаю, откуда у него эти фотографии! — воскликнула Энн.— Разве что бабушка ему прислала. Как мило с ее стороны!
Она просмотрела остальные отделения.
— Это все?
— Это все. Ваш отец явно не был членом каких-либо профсоюзов, клубов или других организаций.
— Да, это маловероятно.
— Были ли у него близкие друзья?
— Если и были, я о них не знала.
— А враги?
— Не думаю. Но с уверенностью не скажу.
Тарр аккуратно положил карандаш на стол.
— Есть некоторые признаки того, что вашего отца шантажировали.
— Что?!
Он сцепил пальцы рук, поглядывая на Энн с самым ласковым выражением лица.
— Я объясню ситуацию. Тело обнаружил владелец дома, в котором жил ваш отец, г-н Джоунз. Он пришел, чтобы получить арендную плату, которую задолжал ему ваш отец... Иначе тело могло бы пролежать там бог знает сколько. Джоунз позвонил у дверей, не получил ответа и заглянул в окно. Отец был в комнате, но явно не подавал признаков жизни. Владелец дома позвонил в полицию, и таким образом приехали я и еще один полицейский.
Комната, или кабинет, была заперта изнутри. Оставался путь через окно. Я разбил стекло, открыл задвижку и пролез внутрь. Г-н Нельсон был, несомненно, мертв, и я вызвал по радиотелефону следователя, ведущего дела по насильственной смерти.
Пока я ждал его, я рассмотрел обстановку, как я уже говорил, комната служила кабинетом. Г-н Нельсон умер от выстрела из револьвера 38-го калибра, который лежал на полу; лабораторные исследования подтвердили это. Дверь, ведущая из кабинета в гостиную, была заперта изнутри на замок и на засов. В комнату нет другого входа, кроме как через дверь или окно; и то и другое были закрыты. Смерть могла наступить только в результате самоубийства.
Тарр взглянул на Энн, как бы ожидая ее реакции. Но Энн ничего на это не сказала, и Тарр продолжал:
— В кабинете имеется камин. Среди пепла я заметил обгоревший клочок бумаги, сейчас я не могу его показать, он в лаборатории. Но,— он заглянул в записную книжку,— вот что там было написано: «Я думаю, ты слишком легко отделался. Теперь будешь платить больше — мне нужны деньги. По тысяче пятьсот долларов каждый месяц».
Тарр положил книжку в карман.
— Текст составлен из букв, вырезанных из газетных заголовков, наклеено все это на листке дешевой бумаги. Отпечатки пальцев, найденные на бумаге, принадлежат вашему отцу. Это явный шантаж.
Он наклонился к ней через стол.
— Вы не знаете ничего такого, из-за чего вашего отца могли бы шантажировать?
Энн горько засмеялась.
— Не думаю, чтобы моего отца вообще можно было шантажировать.
— Почему вы так говорите?
— У него отсутствовало чувство стыда или вины.
— Да, но если он совершил какое-то преступление...
— Не думаю. Потому что... позвольте привести один пример. Мой отец хорошо играл в шахматы. За шахматами хитрить нельзя. Или, скорее, можно, но этого никто не делает. Потому что если вы выигрываете, это не настоящая победа, если проигрываете — вы проигрываете вдвойне.