Это была совсем юная девушка в черном мужском костюме. Ее грациозное скрещение рук образовывало индийскую свастику усталой позы, высвободившей из-под одежды белоснежные стебельки почти детских конечностей. Павел Антонович тонул в ее акварельных неживых глазах, в чарующем холоде, наполнившем его рот, горло, легкие смертоносно-обманчивой теплотой у снежно-арочной норы молодой росомахи, уже познавшей вкус дымящегося красного пойла за тонкой перегородкой мужской груди.
— Хочешь? — спросила девушка, окуная указательный палец в гранитную вазу и поднося его к губам Павла Антоновича, — на-ка, попробуй. Распятым на кресте давали что-то подобное.
Ничего не говоря, Павел Антонович наклонился и поймал языком тяжелую морфийную каплю, сорвавшуюся с подушечки пальца девушки.
— Да-а-а-а-а — с усмешкой протянула она, — твой язык совсем не похож на человеческий, он как… у собаки.
В комнате было не продохнуть от табачного дыма. Дора и Умница устроились на широком подоконнике возле голубой китайской вазы, так как все стулья, диваны и кушетки находились во власти гомонящей публики. Царил невообразимый хаос. Все спорили, ругались, лузгали семечки, одержимо декламировали стихи, пили принесенный с собой самогон. Уже было завязалась драка между двумя студентами, повздорившими из-за шекспировской «Бури».
— Твой Просперо — обычный тиран! — с жаром доказывал первый спорщик, паренек лет двадцати. — Холодный, бездушный интеллектуал, системщик!
— А что в этом плохого?! — кричал его оппонент, парень двумя годами постарше. Он нервно мусолил во рту папиросу, вскакивал со стула, хлопал ладонями по коленям. — Нужен, понимаешь, нужен русскому народу тиран… Только угнетенный народ способен быть выразителем духовности, легкости, свободы. Как Ариэль, этот народ молод, потенциален, безумен. Он Вакх! Он Дионис! Он сама необузданность воплоти! Тиран делает его таковым! Искусство, если оно не понимаемо, если гонимо, то оно истинно!
— На кой черт нашему народу угнетение?! — не на шутку взвился первый — Ему необходима неограниченная свобода! Беспримесная! Безбожная! Не взятая, не украденная, не выпрошенная, а вырванная с мясом и кровью! Ему необходима новая эстетика… эстетика поршней, шестеренок, эстетика прогресса, замешанная на керосине, поте, спирте… Красота ревущей машины неотъемлема от красоты самого человека, она его продолжение!