— Прощайте! — сказал он, смущенно улыбнувшись, — Мне пора в ад к моему Джакомо.
С этими словами Жоан выстрелил себе в сердце.
Вдруг комнату рассекла толстая полоса света.
— Смотри! — заорала Эшли — Дверь открылась!
Не помня себя, оглушенные выстрелом мы выскочили из нашего заточения, спотыкаясь и падая, промчались по узкому коридору мимо кабинета доктора Форда и оказались на залитой солнцем улице Шато.
Солнечный песок исцарапал наши глаза до невыносимо-болезненной рези. После двух дней, проведенных в темнице, после наших вынужденных исповедей и внезапной смерти Жоана мы еще долгое время не могли прийти в себя, так и сидели, опершись спинами о серую стену «Института эволюции мозга», спрятав отупевшие головы в колени.
— Что будем делать? — не поднимая головы, спросила Эшли.
— Деньги! — ответил я, глядя на девушку мутными, слезящимися глазами.
— Точно! — спохватилась она — помнишь, Форд плел о каких-то ста тысячах?
— Помню, но думаю, что нас кинули. Воспользовавшись нашей безысходнейшей нищетой, разложили нас на штативе и препарировали, как холерных крыс…
— Возможно, — презрительно сузила глаза американка, — Этот клоун Форд сразу вызвал у меня подозрение, и Жоан… он же маньяк! Зачем он застрелился?
— Все люди разные, — ответил я, — есть те, кто похожи на зверей, они не любят демонстрировать физиологические подробности перехода в жизнь вечную, и потому уходят подальше в чащу. А есть некроэксгибиционисты, им обязательно нужны зрители. Они представляют, как, например, падают с десятого этажа, а перепуганная толпа тычет в них пальцами, орет и хватается за головы… За долю секунды они переживают неземное блаженство! Возможно, Жоан все подстроил так, чтобы мы стали свидетелями его конца. Не безликого жестокого самоубийства, причины которого останутся для всех загадкой, а именно конца, одухотворенного, выстраданного…
— Вот черт! — выругалась Эшли, — меня всю жизнь преследуют извращенцы. Когда мне было пять, какой-то небритый вонючий придурок душил меня и требовал, чтобы я «поцеловала дяденьку», а в двенадцать на пляже…
— Постой, — перебил я девушку, — я вспомнил, у Оскара Уайльда есть одно стихотворение в прозе о старике-пустыннике, обладавшем совершенным познанием Бога. Он считал свое познание великой драгоценностью. Как-то он встретил юного разбойника, который захотел обладать не только золотом и жемчугами, но и познанием. Однако, пустынник отказался поведать ему свои тайны, боясь, что потеряет веру. Тогда, чтобы отомстить старику, юноша отправился в Город Семи Грехов. Пустынник шел за ним, умоляя не входить в вертеп разврата, но тот не слушал его и уже собирался постучать в ворота, из-за которых доносился смех, как старик не выдержал и все рассказал. И тогда великая тьма поглотила пустынника, но кто-то наклонился к нему и сказал: «Раньше ты имел совершенное познание, а теперь имеешь совершенную любовь». Думаю, Жоану, как впрочем и тебе, и мне, мешало наше познание и, чтобы освободиться от него, нам потребовалось вывернуть душу наизнанку, а ему застрелиться, уйти к Джакомо, через которого Жоану была явлена совершенная любовь. Сидя в этой комнате, мы были и пустынниками, и разбойниками одновременно. Скажи, почувствовала ты какую-нибудь перемену внутри себя?
— Эй, хватит лирики! — раздраженно осадила меня Эшли — Нам надо проверить банковские карты, которые мы получили от Форда. Чем черт не шутит! Может, там хоть что-нибудь есть? Хоть тысяча? Я голодна, хочу в душ и вообще вся чешусь.
Встав с табурета, мы отправились на поиски офиса банка Paribass, в котором должен был находиться наш гонорар. Эшли превая подошла к окошку выдачи наличных. Она отдувалась, переминалась с ноги на ногу, ее пальцы нервно барабанили по мраморной стойке, за которой улыбчивая девушка в очках проверяла по компьютеру жить нам или подохнуть с голоду на улице. «Увы, — сказала она, — на вашем счету ничего нет» Эшли мгновенно побледнела и отошла в сторону. Мне было сказано то же самое «увы». Но вдруг девушка в очках замешкалась. «На ваше имя, — сказала она, светясь благодушной улыбкой, — открыта ячейка в нашем банке месье Жоан де Розеем»
— А можно посмотреть, что в ней? — заикаясь, спросил я.
— Конечно! Сотрудник нашего банка проводит вас и даст ключ.
— Ячейка! — заорал я понуро сидящей в кресле Эшли — На мое имя открыта ячейка!