Робу пришлось его успокаивать. Обещал поглаживаниями по спине. Все хорошо, Билли. В следующий раз не надо так быстро. В следующий раз…
А выбора — будет или нет этот следующий раз — не оставляет?
Хороший вопрос.
Так вот насчет пари.
Клуб для аферы Билла выбирают пристойный. Нет блевотины на толчках, больше мужиков, от которых не воротит с первых секунд, коктейли дороже. Это у Роберта такая забота.
На удачу он впивается пальцами через джинсы в его тощую задницу и шепчет. Мой мальчик, мой, мой, мой, только мой. Если надо — зови. И напоследок хлопает по плечу. Как тренер — спортсмена перед соревнованиями.
Давай, малыш, покажи им, пусть страна гордится тобой. Смахивает слезу. Подцепи там кого-нибудь за нас всех.
Билл цепляет мужика за пять минут. Не зря ведь Роберт глушит им голод чаще, чем китайской едой.
Заказывает себе Манхэттен[2] и выдает свое лесорубско-мэнское происхождение. Господи, Билл, говорит потом Роберт, зачесывая волосы рукой, никто на Манхэттене не пьет Манхэттен, кроме деревенщины[3].
Мужик Биллу не нравится. Ниже Роберта, старше. Но главное — сальная похоть в глазах, на руках и в брюках, везде, где у Роберта горит безумие.
Просто хотеть уже слишком просто, да, Билли?
Билл ведет его в отель. И правда, шлюхой себя не чувствуешь. Наоборот — ты у руля. Контролируешь ситуацию. Знаешь, куда все свернет. А красный неон вывесок, вонь мочи из подворотен и смешок портье — все твои помощники-подпевалы.
Мужик хочет сразу. Быстро, только они заходят в номер. Он из тех, кто долбит свою женушку (думаешь, никто не заметит след от обручального кольца?), заделывает ей двоих детей и не выдалбливает ни единого оргазма за годы брака. Повышает спрос на Прозак и вибраторы.
Его член — приземистый, Биллу почему-то приходит на ум слово приземистый — вываливается из брюк. У Билла речь отрепетирована.
Мой друг сфотографировал меня с вами в клубе и на входе в отель. Если завтра в полдень я не получу от вас пять тысяч долларов, фотографии увидит ваша жена. Как думаете, что она скажет?
Волнуется. Слова клинит.
Член тараторит быстрее его слов.
Мужик разворачивает Билла на «м-мой д-д-д….» Дергает трусы.
И вот он лежит голой задницей кверху, чувствуя пальцы на своей дырке. Смазывает мужик так же, как хочет трахнуть. Неумело. Спешит, плевком. Ни хера это не помогает. Другой рукой зажимает Биллу рот. Хрипит в ухо.
Билл на миг застревает. Паучонком, которого облили смолой, думает о том, что этот уебок ходит на работу, ебет жену, пожимает руки людям. Они с Робертом хотя бы не прикидываются. Они даже более безопасные. От них страну еще и полиция чистит.
Мужик (как его зовут? Джон? наверняка пиздеж) толкает в него свой приземистый член. Билл зажимается. Вертится между ногами. Кусает пальцы.
Джон вскрикивает. Убирает руку. Повезло. Просто повезло. Рывком Билл подается вперед, тыкается в чистое-незапятнанное-спермой постельное белье и целит пяткой в пах.
Хрип обрывает глухой выдох. Билл скатывается с кровати. Одной рукой подтягивает джинсы, другой нашаривает ключ. Сука, закрылся изнутри.
В дверь стучат. Или это в голове шум.
Ключ выскальзывает из потных влажных пальцев. Брюки падают с бедер. Джон кричит ему, что он ублюдок конченый. И сейчас он выебет его так, что задницу не зашьют.
Валится он в руки Роберта. Оседает на вылинявший зеленый ковер в одних трусах. Брюки плещутся на лодыжках.
— Билл! Билл, сразу нужно было позвать. Я же за вами шел.
Роберт такой заботливый, растерянный в этом тусклом коридорном свете. Он умеет быть заботливым, когда хуево. А еще умеет сделать хуево, чтобы потом заботиться.
— Я в п-п-пор-р… П-п-пошли отс-с…
Нет, не пошли. Роберт втаскивает Билла обратно в номер. Оставляет у двери натягивать джинсы. Сам идет к этому липовому Джону. Тот уже выпрямился. Напялил трусы, встал в боевую стойку.
Ха-ха, проносится у Билла в голове, пока он застегивает штаны. Очень злое ха-ха.
Он лучше всех знает, каким может быть его заботливый находчивый легкомысленный Роберт. Его Роберт, с которым они рисовали хер на витрине магазина с дорогущим шмотьем и бросали презервативы в окно девчачьей школы.
— Че, думал, сойдет с рук? — кричит Роб.
Джона он берет за расстегнутую рубашку. Тот, конечно, извивается. Роберту влетает пару раз. Но это как подбрасывать Ментос в диетическую Колу — распаляет.
Заканчивает Джон упертым к кровати. Роберт бьет его по лицу. Чиркает кожу на скуле. Выбивает пару зубов. Вколачивает в ребра. Техники никакой. Одна сила.
Билл сам прячет голову, обхватив руками.
Я никогда с тобой так не поступлю. Ты для меня другой. К тебе я отношусь не так, как ко всем остальным.
Да? Это пиздят своим женам? А потом к ним домой приезжает скорая помощь латать «бытовые травмы».
Роберт бахнул его всего раз. Влепил пощечину так, что башка затрещала. Главное — за дело. В первый месяц побега-погони играли незнакомцев в очередной афере, а Билл их подставил. Хуевый из него актер, когда волнуется. И заикание ничуть не помогает мелкому мошеннику.
— Ну, думаешь, можно малолеток трахать и тебе ни хера не будет? — Роберт упирается ногой в бедро, тянет на себя заломленную руку — Джон (?) шипит сквозь оставшиеся зубы. — Я тебе член отрежу и сожрать заставлю. Понял? Ты меня понял, сука?
А сам что? Если нет тридцатки, то можно?
Билл боязливо потирает локти. Чувствует себя не сокровищем, не самым-самым нужным, ценным, как шепчет Роберт во внутреннюю сторону бедра. А миленьким призом с ярмарки. Плюшевым котенком, которого выбросят в шкаф. К старью. Через год — на свалку.
Роберт конченый. И станет еще конченнее.
— Роб, п-пойдем, а? — просит он.
Год назад сидел за партой. Год назад подавал надежды. Сейчас — абрикосовую смазку.
Ебнутым себя не чувствует ни на один процент. Только напуганным пацаном. Почему не переспал впервые с тем мальчишкой из Робертового альбома? Какого черта позволил втянуть себя в ограбление на деррийской заправке?