Интересно, Роберт специально подстроил так, чтобы за ними погнались?
— Роб, пойдем!
Тянет за руку. Роберт отмахивается. Но лицо — готов-прибить-тебя-хоть-тут — разъяренное — смягчается.
— Пойдем, Билли.
Напоследок показывает Джону фотоаппарат. Вынимает пленку и на свет отлистывает кинофильм кадров из бара.
А Билл спрашивает себя — чьей вины в произошедшем нет? Чьей из них троих?
Всю дорогу домой (в очередной мотель — погрязнее, подешевле) Роберт не выпускает его из рук. Ластит к себе, ласкает. Прижимает, улыбается в щеку, в висок.
А что Билл?
Дрожит.
Хочет, чтобы обняли и никогда не отпускали на пути в один конец.
Билл проводит ночи, размышляя о том, что будет, когда они попадутся. Условный срок? Возвращение в родной Дерри? К матери и отцу, которым после смерти младшего сына не нужен старший? Лишь бы хватило теперь для оправдания его огромных оленьих глаз.
А что Роберт?
Такой пиздец, как у него в голове, жжется. Какое-то время это весело. Но на третьем аресте никто не обратит внимания. Мальчик-жертва-обстоятельств и мужик с судимостью — вот что увидят патрульные, когда задержат их в следующем штате, в следующем мотеле, за следующим поворо…
Ну ладно, не так быстро.
Я больше никогда тебя не ударю. Билл, прости. Прости, пожалуйста.
А если правда?
Роберт поглаживает пальцами ключицу, когда они остаются в стылой мотельной кровати вдвоем. Костяшки до крови сбиты. Денег хватит на бензин, еще пару дней в дрянной ночлежке и несколько боксов китайской еды. Билла он всегда кормит, когда тот расстроен. Худенький, бормочет, щупленький, как птичка.
У Билла когда-то был друг, который любил птиц. Тоже с кроткой улыбкой. С рубашками выглаженными.
Не Роберт.
Целует шею, плечи, спину. Поцелуи греют лучше одеяла.
Когда совсем хреново, Роберт делает ему минет. Раза два в месяц, чтоб не привыкал. Доводит за пару минут вертким языком, шепча после всего, что никогда в жизни не видел такого тоненького, славного, хорошенького мальчика.
— Ты как? — спрашивает он.
— Нормально.
— Давай пока по-старому? Разводить лохов в одиночку — не твое. Согласен?
— Я для т-тебя тоже награда, так? — не выдерживает Билл. — Будто п-приз в длинной афере.
Роберт не хмурится. Не делает паузу. Не давай-сейчас-не-будем-об-этом. Не почему-ты-так-решил-Билли. Спрашивает:
— А чего ты ждал от афериста?
Фантомом проводит от колена вверх. Билл лежит к нему спиной. Чувствует чуть напрягшийся член. Сегодня, Билл, твой выбор. Не захочешь — сам подрочу. Тебе на спину, например. Знаю, любишь такое.
Отворачивается от него в сумраке.
Не хочу, Роб. Сегодня дрочи.
Иногда ебнутым на пять, двадцать, сто процентов приятно, чтобы их просто обняли. Роберт целует в поясницу. Проводит языком по позвонкам и зубами больно-сладко оттягивает нежную кожу на ребрах.
И это у него такая забота.
Но Биллу с ним хорошо. Он расслабляется, тает, течет легкостью мыслей на сыроватой недостиранной простыне. Никогда, никогда в жизни он никому не будет так же сильно нужен. У них отношения — из нужны. Нужды Роберта в нем. Нужды Билла в свободе.
Роберт подбрасывает монетку — выбирай — свобода или будущее?
— Мы проживем мечту, — говорит он.
Сейчас и никогда.
— Роб, — шепчет его тонкой коже на сгибе руки. — Так ты р-расскажешь мне про те твои комнаты? И про фотографии с выпускного.
— Нет.
Усмехается ему в волосы. Прикусывает ухо — во рту горячо и влажно. И от Роберта, да и от самого Билла, пахнет азиатскими специями. Заказал, блин, самое острое. Чтобы перебить вкус дорогого коктейля и мужика, который за него заплатил.
— У меня был п-плохой день, — напоминает Билл.
— Но ты не выиграл пари, — напоминает Роберт.
Без злобы. Хотя и честно.
Деньги бы им пригодились.
Чтобы отметить Биллов день рождения на Кони-Айленд, поедая креветки под соусом на закатном песчаном пляже. Слушать, как Роберт выдает одну идею за другой. Поежиться. Выпросить своим птичьим видом чужой пиджак на узкие мальчишеские плечи. И чтобы океан солгал им о вечности.
У него больше никогда не будет такого человека, как Роберт. У них отношения — из страха, эйфории. Биллу нужно сумасшествие. Нужно кричать. Выкрикивать годы своей прежней деррийской жизни в пустоту Страны Призраков. Роберту — тот, кто станет для него настоящим.
Иногда ему сложно поверить в других людей. Но сейчас, в темноте, когда неоновый синий рисует им переплетенные пальцы, оба одинаково зыбятся.
Как скоро оленьи глаза не подействуют на маму, патрульного и судью? Сколько лет дадут Роберту? Обидно будет запереть мечты.
А, может, они провернут свое лучшее дело так, что до конца жизни хватит обоим? И никогда, никогда не придется ни за что отвечать.
— Помнишь? — спрашивает Роберт, прижимая его к себе — к воспаленным горячим губам. — Ты должен мне желание.
Билл улыбается. Странно — Роберт видел больше его улыбок, чем кто-либо другой.
— Помню. Чего ты х-хочешь?
— М-м-м.
— М-м-м? — уточняет Билл.
— Я еще подумаю.
Жаркой ладонью касается груди, будто так сможет (сжечь? расплавить?) согреть сердце. Втискивает ногу между коленями. Мой. Мой. Ты мой.
Взаимно. Сторчались все-таки.
Билл поворачивается к нему. Кладет руку на лицо. Пальцами — по растрескавшимся улыбающимся губам.
Кажется, он здесь — в полчетвертого утра, в продымленном, протраханном мотеле. Потерял выход из кинозала. Выглядит немного уставшим, но непривычно спокойным.
Ну что скажешь, Роб? Спрашивает Билл без слов.
Сейчас-то ты в меня веришь?
Комментарий к Часть 1
[1] Trojan - американская торговая марка презервативов. Дождевик - сленговое название презерватива.
[2] Манхэттен - алкогольный коктейль на основе сладкого вермута и бурбона или виски.
[3] Деревенщина на английском hillbilly (дословно “Билл с холма”).