Однако по сравнению с «избранным кругом» приятелей мистера Веннера это были цветочки. В куллинтонском баре я была торжественно представлена нескольким местным землевладельцам, а также адвокату и судье. Весь вечер пришлось просидеть, не поднимая глаз от бокала с шерри, мило улыбаясь каждой сальной шутке и с преувеличенной застенчивостью принимая комплименты.
Разумеется, этих редких поездок мне было недостаточно, чтобы как следует осмотреть Куллинтон и другие городки, сами по себе довольно милые. Но я целиком зависела от Веннеров. В одиночку — пешком или даже верхом — о дальних вылазках нечего было и думать. Ощущение оторванности от мира все больше овладевало мною.
Глава седьмая
В последующие дни мы виделись с Родриком Игэном еще несколько раз во время верховых прогулок. Встречи были не случайными: его более чем остроумные — так ему казалось, — комплименты сильно походили на домашние заготовки. Потом Родрик неожиданно объявился перед самым обедом в Лонг Барроу — «заглянул на огонек», так объяснил он свое появление, — и выпил стаканчик на пару с хозяином. Наконец неделю спустя я была вместе с семейством Веннеров приглашена на вечер в генеральское поместье.
Шорт Барроу, дом Игэнов, был обширнее, красивее, чем дом Веннеров, и более ранней постройки. Старый слуга проводил нас в гостиную. Со стен смотрели — кто надменно, а кто и укоризненно — Игэны минувших столетий. В отполированной дубовой поверхности стола отражалось старинное серебро.
Генерал сэр Джеффри Игэн начал свою карьеру в Индии в чине капитана и к началу Второй мировой войны был майором. Уже в то время по возрасту он имел право подать в отставку, но в действующей армии требовались опытные офицеры. Он остался в строю и дослужился до генерала. Со своей благородной внешностью и безупречной осанкой он походил на бюст из антикварного магазина — старинный, дорогой, но при этом совершенно бесполезный.
В облике седовласой и худощавой леди Игэн в противоположность ее супругу не было ничего романтического. Кроме того, меня неприятно поразил ее пристальный взгляд, исполненный любопытства.
Меня она явно воспринимала как заезжую штучку, о которой слишком часто рассказывал Родрик. Девица, зарабатывающая на жизнь уроками игры на скрипке, наполовину итальянка… Увы, подобное сразу же бросается в глаза: сомнительный круг, состоящий из музыкантов, комедиантов, бродяг… В довершение всего — отец, при странных обстоятельствах покончивший с собой. А впрочем, недурна собой и в роли учительницы или гувернантки смотрится неплохо. Только зачем приглашать ее за общий стол? Могла бы довольствоваться и кухней.
Такая оценка не была для меня неожиданной, и не стоило принимать ее близко к сердцу, хотя открытое выражение высокомерного презрения порой и раздражало меня.
Генерал, похоже, сдался без боя: может быть, я напоминала ему юную красавицу, встреченную в далекой молодости где-нибудь в Индии?
Родрик весь вечер не отрывал от меня глуповато-восторженных округленных глаз, изображая всем своим видом безнадежно влюбленного. В его возрасте это выглядело более чем жалко.
Рядом со мной гордо, как взрослый, восседал Тарквин — в темном костюмчике, белой рубашке и скромном узком галстуке. В этом доме он был впервые, исподтишка за всеми наблюдал и время от времени обменивался со мной почти заговорщическими взглядами.
Поведение его было безукоризненным. Когда генерал со снисходительным добродушием обратился к нему, чтобы вовлечь в общую беседу, он ответил неожиданно остроумно и с достоинством. Вообще, как я заметила, Тарквину был свойствен редкий талант — при любых обстоятельствах находить в разговоре верный тон, оставаясь при этом самим собой. Казалось, он только что выучил роль вежливого гостя и исполнял ее теперь с блеском, словно скрипичную пьесу, — легко и безучастно.