– Тебе смешно?
– Простите, что? – переспросил Нико.
– Тебе это кажется смешным? – Она показала рукой на дверь. – Тогда иди. Иди, составь своему другу компанию.
– Нет, вы не поняли…
– Вон! – рявкнула Диказио.
Нико посмотрел на Амброзини, но тот ничего не сказал.
– Но ведь я ничего не…
Диказио ударила рукой по столу так сильно, что Нико вздрогнул.
– Я ведь ничего не… – повторил он. Его собственный голос показался ему таким далёким, как будто говорил не он.
Диказио встала.
– Вон! – закричала она.
Удар. Как мазок белой краски. По стенам.
Нико запомнил её удар рукой по столу – он, как белая краска, в мгновенье всё уничтожал.
Позже Лео рассказал ему, что он перевернул парту. Как Халк поднял её в воздух и кричал тоже как Халк. Нико швырнул парту через весь класс и чудом не попал в окно, но задел Бернарди, сломав девочке руку.
Всё это ему рассказал Лео, потому что Нико ничего не помнил.
У него осталась в памяти только Клаудия, которая вскочила и смотрела на него с открытым ртом. И Сильвано, который шёл по коридору с газетой и увидел Диказио, которая спряталась за столом. Диказио кричала так, словно школа вот-вот рухнет из-за землетрясения. Сильвано посмотрел на Нико, прищурив глаза. Он бросился к нему, поднял, как мешок с сахаром, и вынес из класса.
10
Сильвано принёс Нико на школьную проходную. Теперь он смотрел на него так, как смотрят тюремные надзиратели на заключённых, прежде чем забрать мобильный телефон.
Из-за дурацкой шутки Бритвы Нико отстранили от учёбы на десять дней.
Он представил своего отца. Вообразил, как тот ткнёт пальцем ему в грудь и выпучит глаза, как жаба, у которой проблемы с желудком. Десять дней? Ты с ума сошёл? И что ты хотел доказать своим поведением?
Нико прищурился. Он оглядел школьный двор, в котором не было ни души. Конечно, он мог вскочить и броситься наутёк. Этот бегемот Сильвано вряд ли его догонит. Но потом Нико подумал: «Почему я должен бежать? Я ведь ничего не сделал».
До этого Сильвано отвёл его обратно в класс, чтобы он забрал свои вещи. Нико быстро оглядел одноклассников. Они молча смотрели на него, а Диказио даже не подняла головы от журнала. Затем вахтёр отвел его обратно. Нико сел в углу маленькой проходной, широко расставив ноги, как борец сумо. Теперь он ждал отца. Никто так и не понял, что виноват был не Нико, а Бритва. Это Бритва должен был сидеть на проходной. Но Нико был готов поспорить, что тот даже не получил замечания в дневник.
Он встал и потянулся, раскинув руки в стороны. Сильвано бросил на него взгляд и тут же уткнулся в газету.
Возможно, если Нико досчитает до десяти, папа не придёт. Иногда такое случалось. Нико считал до десяти, и проблемы исчезали сами по себе.
«До десяти. Досчитать до десяти, и папа не появится».
«Один… два… три…»
Нико посмотрел на дверь, обвёл взглядом улицу.
«…четыре… пять… шесть…»
Посмотрел на Сильвано.
«…семь… восемь… девять…»
Какой-то звук. Шум двигателя. Во дворе школы остановился автомобиль.
«Чёрт».
Сильвано поднял голову.
– Ну наконец-то, – вздохнул он.
Сильвано кивнул Нико, и они вместе вышли во двор.
11
Папа был мрачным. Он молча взял у сына рюкзак и положил его на заднее сиденье.
– Садись, – велел он.
«И всё из-за Бритвы. Из-за его дурацкой шутки».
В кармане Нико завибрировал телефон.
Л е о: Эй, братишка.
Н и к о: Давай потом, я с отцом в машине.
Л е о: Тебя отстранили?
Н и к о: Да.
Л е о: Ничего себе, братишка. Но это было круто, ты был реально как Халк.
Н и к о: Я правда швырнул парту?
Л е о: В смысле?
Н и к о: Я правда бросил её? Я не помню этого.
Л е о: Ты шутишь?
Папа обернулся:
– Убери телефон, Нико.
– Сейчас, па.
Л е о: Братишка, в смысле?
Н и к о: В том смысле, что я не помню этого, Лео.
– Нико, убирай телефон.
– Это Лео, па. Сейчас.
Л е о: Блин, братишка, тогда это ещё круче.
Н и к о: Мне пора, отец злится.
Папа затормозил так резко, что Нико чуть не влетел в переднее сиденье.
– Блин, пап!
– Выходи, – велел он.
– Что?
– Выходи!
Нико фыркнул и вышел из машины.
– В чём дело?
– Может, скажешь мне, зачем ты это делаешь, Нико? – спросил папа. Он тоже вышел из машины и теперь стоял в двух сантиметрах от сына, словно на заправке, на которой они остановились, больше не было места.
– Я ничего не делаю, па, о чём ты?
– Десять дней, Нико. Десять дней.
«Ах вот оно что».
– Боже мой, что ты хотел доказать своим поведением? – спросил папа.
– Ничего, пап. Что доказывать? О чём ты говоришь?