– В шесть. Сиди тут, скоро все будет понятно.
Когда часы пробили шесть раз, Пенсне поднялся с кресла, отложил книгу и, хмыкнув, кивнул кому-то, стоящему за диваном. До меня вновь донесся запах сигарет и чего-то тошнотворного, словно под диваном лежало гниющее мясо.
– Начнем, – громко произнес Ратто, положив тяжелую руку мне на плечо и не давая подняться с дивана. Я снова вздрогнул, когда Пенсне подошел к телевизору и, чуть повозившись с рычажками на передней панели, негромко выругался и хлопнул ладонью по экрану.
Обернувшись, я увидел, что позади нас собралась вся Комнатка. За мной стоял Ратто, не убирая руку с моего плеча. За ним выстроились остальные примары. Я увидел черные, наполненные влажной злобой глаза Унаги и услышал сопение Никуман. Справа от неё стояли нецесы, все в одинаковой сиреневой одежде. Нихилы стояли дальше всех, возле входа в спальню нецесов, не рискуя приближаться. Они украдкой посматривали на подготовку к церемонии, кто-то шмыгал носом или кашлял, вдохнув слишком много пыльного воздуха.
Ратто, наконец-то, отпустил меня и, обойдя диван, встал напротив. Незнакомый мне мальчик в светло-зеленом поставил перед ним низенький столик на трех ножках, а молчаливая девочка в сиреневом водрузила на столик большую чашу из позеленевшего металла. Сердце обдало холодком. Но всего лишь на миг. Словно это уже происходило раньше. Вздрогнув, я посмотрел направо и увидел Нику, которая стояла с корзиной орехов и лениво следила за приготовлениями. Однако странности на этом не кончились.
– Комнатка – наш дом, – нараспев произнес Ратто низким и глубоким голосом. На миг мне показалось, что это говорит не он, а всё вокруг – стены, пол, диван, книги и шкафы. Словно сама Комнатка обрела голос.
– Комнатка – наш дом, – вразнобой протянули остальные. Тише всех говорили нихилы.
– В Комнатке нет места бесполезным, – продолжил Ратто, ехидно улыбнувшись. Я заметил, что его лоб блестит от пота, будто каждое слово давалось ему с трудом. – Только двадцать и семь могут существовать в мире.
– Только двадцать и семь, – повторили другие.
– Пришел черед бросить Жребий и обновить кровь Комнатки. Новая кровь пришла.
– Новая кровь пришла!
– Старая кровь уйдет.
– Старая кровь уйдет! – словно завороженные повторили обитатели Комнатки. Ратто кивнул Нику и в руках у неё блеснул кривой кухонный нож для разделки рыбы. Она, подойдя к мальчишке, дождалась, когда тот протянет ей руку и, вздохнув, осторожно провела лезвием по ладони, после чего также осторожно вложила в ладонь орех. Ратто, крепко сжав его в кулаке, посмотрел на меня и улыбнулся.
– Если мне суждено уйти, я уйду. Уйду молча и с достоинством. Без обиды на братьев и сестер, – произнес он и бросил окровавленный орех в позеленевшую чашу. Затем, кивнув Пенсне, отошел в сторону. Пенсне повторил сказанные им слова и ритуал, только вот резать ладонь ему пришлось самостоятельно, как и брать из корзинки Нику орех.
Я мог лишь молчать и вертеть головой, когда остальные тоже стали подходить к чаше. Они повторяли слова, проводили ножом по ладони и бросали окровавленный орех в чашу. Прищурившись, я увидел, что каждый орех подписан. На нем было вырезано имя того обитателя Комнатки, который произносил слова. Двадцать семь орехов. По числу жителей Комнатки. Я был двадцать восьмым и своего ореха пока не имел.
Когда последний нихил бросил орех в чашу, Ратто снова вышел вперед и поднял над головой руку. Остальные, как по команде, опустили головы и замолчали. Раздался треск и шипение, а потом я услышал знакомый голос. Тихий и вежливый.
– Готовы ли вы бросить Жребий? – поинтересовался Телевизор. Я скосил глаза в его сторону и увидел, что на экране появилось лицо, состоящее из помех и редких полос, пробегающих по диагонали. Лицо худощавого мужчины с усами, тонким носом, острым подбородком и большими подвижными губами. Его уши немного заострялись кверху, но это могли быть и обычные помехи.
– Готовы, – ответил за всех Ратто, повернувшись к экрану. На губах мужчины появилась хитрая улыбка.
– Тогда влейте в Чашу воду Судилища и узрите Изгоя, – лениво произнес он, словно ему наскучили все эти ритуалы и пафосные слова. Ратто, с необычайной осторожностью, принял из рук Пенсне пузатую бутыль с зеленоватой водой и медленно вылил содержимое в чашу. Я стоял рядом и мог видеть все. Я видел, что орехи покоятся на дне чаши, а не всплывают, хоть и понимал, что это неправильно. Все орехи должны были всплыть, но сейчас казалось, что они тяжелее камня. А затем с водой стало происходить что-то странное.
Из глубин к поверхности устремились тысячи пузырьков, будто кто-то развел под чашей огонь. Орехи задрожали и пошевелились. Жители Комнатки, затаив дыхание, следили за тем, как лениво перекатываются под водой кругляши, пока один из них не дернулся сильнее других и не всплыл медленно на поверхность.