Элизабет выходит из туалета. К десяти утра она побывала там уже трижды. Один раз ее вырвало – значит вторая рвота по установившемуся образцу последует минут через двадцать. В промежутке Элизабет навещает Западный Берлин – не сидеть же ей целый день в обнимку с унитазом. Стоять, согнувшись над раковиной, еще хуже – вдруг Сидни увидит? Или Холли? Холли и так уже подозревает, а может, даже знает, только пока не выводит на созидательный уровень. По Элизабет еще ничего не заметно, но груди сильно набухли, и она просто падает от усталости. Она чуть не заснула на недавнем собрании, а очнувшись, заметила, что Холли на нее смотрит.
Ей снятся ленты – красные, зеленые, красные, которыми завязывают волосы девочки – или, скорее, матери им завязывают. Элизабет все время видится, как она причесывает маленькую девочку. С тех пор как полетела местная сеть, Элизабет только и делает, что предается этим глупым опасным грезам, не в силах избавиться от них.
Огонек ее голосовой почты мигает. Это не сообщение для всего персонала – его она уже прослушала. Оно напугало ее не меньше, чем Фредди и Холли, и она успела сделать с полдюжины звонков в целях сбора информации. Наверное, эта почта – ответ на один из них. Да, Элизабет немного сбавила темп и отлучается в туалет чаще обычного, но кое-что еще соображает. Она садится и набирает код.
– Доброе утро, – произносит бархатный мужской голос. – Говорит отдел кадров. Нами замечены нарушения в вашем рабочем процессе. К вам есть вопросы. Просьба явиться на третий этаж.
Первое, о чем она думает, – это Роджер. Но он говорит по телефону:
– Я, наверно, смогу устроить тебе место в тренингах, если все обслуживающие отделы объединят. А что ты мне предложишь, если уберут тренинги? – Если в этом замешан Роджер, он наверняка наблюдал бы за ней.
Значит, не Роджер. Это действительно отдел кадров. У Элизабет сводит живот. Это гораздо, гораздо хуже.
Она встает и уходит из Западного Берлина.
Несколько минут спустя она выходит из лифта на третьем этаже. За все время работы в «Зефире» она ни разу не была в кадрах, поэтому темно-синие стены и мягкий свет приводят ее в изумление. Она идет по коридору, утопая в толстом ковре, и останавливается перед пустым контрольным столом. Одна из двух дверей – та, что справа, – открывается перед ней.
– Хелло?
Ответа нет. Элизабет это не впечатляет. Кадровики всегда казались ей скользкими типами, но такое уже просто смешно. Сжав губы, она входит в другой коридор.
Здесь, кажется, теплее – или дело в ней самой? В ее состоянии это трудно определить. Блузка липнет к спине, и ее это раздражает.
Дверь слева от нее открывается.
Вся меблировка маленькой комнаты – пластмассовый стул, установленный перед зеркалом.
– Может быть, хватит? – досадливо говорит Элизабет.
Ответа нет. Она входит, подбоченивается, смотрится в зеркало.
– Намерены вы со мной говорить или так и будете прятаться?
Молчание.
– Хорошо. – Она идет к стулу. Тошнота проходит – сейчас Элизабет запросто сразилась бы с аллигатором. Она садится, кладет ногу на ногу. – Ну-с?
– Ваша фамилия, – произносит голос.
– Элизабет Миллер. А вы кто такой?
– Номер вашего удостоверения.
– 41488 39.
– Отдел.
– Вы знаете мой отдел. Вы мне звонили десять минут назад.
– Отдел.
Она сжимает губы. При своей привычке влюбляться в клиентов она и драться способна, как брошенная любовница.
– Я не собираюсь продолжать разговор в таком духе. Если хотите поговорить – выйдите и покажитесь.
– Отдел.
Элизабет молчит. Проходят секунды.
– Отдел.
– Если я на счет «десять» не увижу человеческое лицо, считайте встречу законченной.
Она ждет. Пот стекает по шее.
– Отдел.
Элизабет идет к двери. Она не слышала даже, как та закрылась, но теперь дверь на замке. Элизабет, руки на бедрах, поворачивается к зеркалу.
– Откройте.
– Отдел.
– Продажа тренингов, сами знаете! Откройте сейчас же! – Говоря это, она уже понимает, что совершила тактическую ошибку: сдалась, не получив взамен ничего.
– В вашем рабочем процессе отмечены нарушения. Частота и продолжительность ваших отлучек в туалетную комнату резко возросли.