Невольно он приобрел способность ощущать больше, чем позволял его дар. Волшебные существа давно приняли его в свою «семью». В тот самый момент, когда он решил спасти их во что бы то ни стало.
И эта семья скоро станет ещё больше. Пчёлы расширят симбиоз, превратив и цветы в волшебные растения.
Всё это — вишни, довольно гудящие насекомые и счастливый адмирал, принесло такое умиротворение и ощущение правильности, что я провалился в какое-то другое измерение.
И там увидел истинную природную сеть. Корни, уходящие под землю. Питающую их воду, пробивающую себе извилистый путь сквозь камень. Невидимые нити каждого кусочка земли, дающего жизнь.
На миг мне открылся сложнейший мир природы.
Дар шевельнулся, толкнув меня вперёд. Я прикоснулся к стволу, ощутив его тепло. И его жизнь. Вот оно! Начало было положено.
Мне чертовски повезло. Что именно тут, на краю морского аванпоста, укрытые от ветров и чужих глаз, росли эти вишни с давно пропавшего острова.
Да и с людьми повезло, окружающими меня. Адмирал с его огромным сердцем, когда-то спасший сердитых пчёл. Не остающийся равнодушным никогда. Целитель, спасший адмирала и жаждущий спасти ещё больше людей. Сенатор, готовый прийти на помощь многим, кого встречал в жизни. И каждого помнил. Лука Иванович, когда-то вытолкнувший незнакомого парнишку из-под колёс автомобиля. И строго отчитавший будущего лучшего друга.
Царь, решивший, что именно здесь будет город. Несмотря на все сложности и непонимание приближённых. И вот он, стоит. Огромный, невероятный и несокрушимый.
Цепь событий, поступков и решений, охватить которую было практически невозможно.
— Ох, — от масштабности осознания я присел на скамейку, к счастью оказавшуюся позади меня.
Ну ничего себе эффект настоящего пробуждения дара.
— Да, мне тоже нравится тут сидеть и смотреть, — рядом опустился адмирал, не замечая моего состояния.
Он видел лишь яркую листву, спелые ягоды и летающих пчёлок. Даже не понимая, какой огромный вклад сделал в мировой баланс. Просто взял и сделал.
Часть он при этом необъятного плана или звено, вынь которое, и всё будет совершенно по-другому? Ко мне приходило чувство, что и то, и другое. Будто гигантская волна зависла передо мной, готовая обрушиться всей мощью. Возможно ли изменить всё? Ну то есть вообще всё.
Одним поступком или даже мыслью, приводящей к этому поступку…
Получалось, что возможно.
Артефакт, вот о чём я сразу же подумал, впечатленный этой волной. Цепь решений, сделанного выбора — важнее намерения в моменте. Да даже в длительном промежутке прошлого. Ведь можно стыдиться и желать лучшего, чтобы было проще совершать нечто дурное.
— Почему вы спасли их? — тихо спросил я, указывая на деревья.
Волоков понял, что я спрашиваю не про банальный интерес. А про истинные, глубинные причины. Прищурился на яркое солнце, улыбнулся и ответил:
— Вот знаете, как говорят, граф? Про хорошие поступки и справедливость. Что, мол, все мы получаем по заслугам. А я не согласен. Если жить, думая об этом — получается же не совсем честно? Будто делаешь ты всё, исходя из этого закона. Сделал хорошо — получил что-то хорошее взамен. Вроде как покупаешь себе эту привилегию, получается.
Он протянул руку, и на неё тут же села пчела. Побегала по ладони и замерла, словно уснув.
— Меня воспитывали в соответствии с понятием чести, — в его интонации появились стальные нотки. — Чести, достоинства и справедливости. Мой отец считал, что сила в защите слабых. Очень условно, Александр Лукич. Не хочется в подробности вдаваться… В общих чертах — сильный человек не может себе позволить на слабого даже злиться. Иначе сам станет слабым.
Я внимательно слушал, не шевелясь. Что-то в глубине души бывалого вояки поднялось столь мощное, что даже пчела, задремавшая на его руке, испуганно улетела.
— Знаете, что с ним случилось? — задал Волков риторический вопрос, горько усмехнувшись. — Зарезали в тёмной подворотне. Настолько банально и… глупо. Он ведь известным фехтовальщиком был. Владел почти всеми видами оружия. Убийц быстро поймали. Они на допросе сказали, что аристократ принялся им за жизнь праведную говорить. Повеселил он их. Понимаете, граф? Повеселил.
Я продолжал безмолвно слушать. Сколько бы ты не пережил, какого бы опыта не получил, иногда нужно увидеть всё со стороны. Я уже знал, что он скажет дальше. Как знал, что будет лежать в основе схемы компаса желаний.
— Добро должно быть с кулаками, Александр Лукич. Со стальными такими кулаками. Потому что никто, кроме тебя самого, это добро отстаивать не станет. Нельзя надеяться на воздаяние. Чушь это всё. Я за свою команду жизнь был готов отдать. Но вот когда командир мне сказал, что дурак я, и вишню эту он за борт выкинет… Врезал я ему тогда, — расхохотался адмирал. — Дурак, да. Но понял, что хочу. На самом деле хочу. Спасти этих чёртовых пчёл. Сделать что-то для себя. Для себя, понимаете? Меня ведь выгнать со флота могли. А мне плевать было в тот момент. Пчёлы…