По этой причине и разозлился Петр. Ну и из-за глупости, которая человека хорошего погубить могла. Такую речь произнес! Всех пристыдил и задуматься заставил.
Мы ещё встречали подобных «изгоняющих», но те не лютовали, да и пользы приносили больше, чем вреда. Так что там обходилось беседой.
Но зараза эта с одержимыми каким-то непостижимым способом расползалась. Впрочем, оно и понятно — легче верить в то, что один ритуал ото всех бед спасет. И ничего больше делать не надо. Ну а не выдержал одержимый, что же — такова судьба.
Много мы странствовали и много подобного встречали. Не шаман, так староста, приносящий дань лесу. Лешие в шоке были, но мужик упорно выводил в чащу то девиц, то козлов. То девиц верхом на козле. Пока не добрался до водяного и тот его нечаянно утопил.
Что же касается исцелений, то всё же шаманы-знахари людям помогали. Так что, при должном опыте, уходили эти «злые духи», то есть хвори. Не самые обычные болезни, но тем не менее просто болезни. Но чтобы таким образом «вылечить» темного? Такого я не встречал и не слышал.
Не хотелось бы использовать способ царя и сворачивать шею этому «духовному наставнику»…
Об этом я и размышлял, пока мимо нас проносились столичные дома. Мы выезжали за город, на юг вдоль залива. Там, где красовались княжеские дворцы. Море сверкало вдали, ослепляя солнечными бликами. Я смотрел в открытое окно, уже в бесчисленный раз наслаждаясь неповторимым морским воздухом.
— Завораживает, правда? — спросил меня сенатор, отвлекшись от своих дел. — Каждый раз словно первый.
Чтобы не терять времени, Воронцов всю дорогу занимался бумагами, тихо шурша ими и иногда что-то неодобрительно бормоча.
— Всегда, — кивнул я, поворачиваясь к графу. — Христофор Георгиевич, у меня к вам просьба будет. Не представляйте меня артефактором. Ну, как-нибудь обойдите тему моего дара вообще.
— Как скажешь, — согласился он. — Но тогда консультант по каким вопросам ты будешь?
Я задумался. Мне нужно было пространство для маневров. В зависимости от того, кем на самом деле окажется этот шаман. Но и обманывать князя и его окружение тоже было нельзя. Нужно было нечто, очень близкое к правде, чтобы потом никто не смог обвинить сенатора.
— Исторический эзотеризм, — хмыкнул я.
Граф быстро заморгал, переваривая сказанное. А затем громогласно расхохотался. Смеялся он до слёз, едва сумев произнести:
— Эзотеризм… Исторический… Ну хорошо…
Недалеко от истины, в общем-то. В каком-то смысле я из той части истории, где повсеместно правили всяческие тайные учения, недоступные для непосвященных. Так что, можно сказать, я знаток, если не эксперт.
Жаль, что я не оделся как-нибудь экзотически.
Когда мы приехали на место, сенатор пребывал в наилучшем расположении духа. Я же предельно сконцентрировался. Шутки шутками, а парня нужно проверить не менее тщательно, чем его наставника.
Имение Лопухиных очень серьёзно охраняли. Князь и правда закрылся от мира, окружив себя высоким забором и талантливыми одаренными. На воротах стояли стихийники второго ранга — удивительное дело для такого уровня развития. Сколько же нужно им платить, чтобы те служили привратниками?
Внутри практически каждый клочок земли и закуток был оплетен защитными контурами.
На входе нас вежливо, но настойчиво попросили оставить оружие. На мою трость снова не обратили внимания. Необходимости в клинке у меня не было — мне нравилось само ощущение владения оружием. Дань давним традициям, не более того. Сейчас я мог создать острейшее лезвие стихий и пронзить им что угодно. Но приятнее сделать это настоящим клинком…
Пока нас вели по анфиладе комнат, я с интересом изучал дворец.
Богато и со вкусом украшенный, он вместе с этим производил ощущение нежилого. Когда есть средства на убранство, но нет души во всём этом. Красиво, впечатляюще, но без личного. Картинка, подобающая титулу.
Наконец-то перед нами распахнулись последние двери, и провожающий нас слуга важно провозгласил:
— Его сиятельство граф Воронцов, Христофор Георгиевич. С сопровождающим консультантом, — после очень короткой заминки закончил он.
То ли не расслышал про эзотерика, то ли постеснялся такое произносить в приличном обществе.
Князь Лопухин находился уже в преклонном возрасте. Благородная седина покрывала всю голову. Острый нос выдавался вперед на худом лице, с виду измученном и уставшем. Но мужчина сидел прямо, замерев и уставившись на нас холодными безразличными глазами.