— Я добавлю. У меня тридцать копеек, — Заяц загремел в кармане мелочью.
Из будки выскочила огромная широкогрудая овчарка с рыжими подпалинами и, остервенело лая, рванулась к нам, таща по проволоке цепь. От злости когтями рвала землю.
Мы остановились на дорожке около кустов смородины.
— Юр, у меня есть пятьдесят копеек, — сказала Настя. — На, возьми.
— Хорошо.
На крыльцо выскочил Витька Лутак, худой пятиклассник с прыщеватым лицом. Он крикливо и быстро стал говорить, а потом завопил:
— За яблоками пришли? Сейчас Джека спущу! Папа, залезли в сад!
— Чего разорался? — спросил я. — Психованный. Пришли покупать, как люди. В калитку вошли. Продай яблок. Мы уйдем.
— Давай не заговаривай зубы. Ты в прошлом году лазил к нам в сад?
— Пошли, ребята. Мне расхотелось яблок, — Настя скривила губы. — Купим в палатке. Там сладкие!
— Ты кричал, Витька? — из дому вышел босой мужчина. Он зевнул, прикрывая рот рукой.
— Яблоки трясти хотят!
— Продайте! — сказала Настя. — У меня есть деньги. Юра, покажи деньги!
— Витька, ты чего перелякал меня? Бачишь, хлопцы гарные с дивчинкой пришли. Нарви яблок. Дивчинка, ты почекай трохи. У нас хорошие яблоки. Сам сажал. Як мед есть! А денег мне не надо.
Витька неохотно побрел к яблоням. Принялся собирать падалицы.
— Ты что, бисов сын, делаешь? — прикрикнул старший Лутак. — Рви яблоки! Антоновку не жалей!
— Мы бесплатно не возьмем! — Настя покраснела. — У нас есть деньги!
— Я рабочий человек, а не базарная душа!
Витька в подоле рубахи принес спелую антоновку. Яблоки были все как на подбор, желтые, пахучие.
— Жрите!
— Батька у тебя хороший! — тихо сказал я Витьке, — А ты — торгаш!
Старший Лутак улыбнулся мне:
— Дядьке своему привет передай. Грузился у него. Я на самосвале работаю!
— Ребята, пошли верхней дорогой! — сказала Настя, откусывая яблоко. — Здорово нам повезло. Драка не состоялась с Баскетом. Яблоками угостили!
На дороге остановился голубой автобус. Он привез смену рабочих из карьера.
Неожиданно перед нами вырос дядя Макарий. Я почувствовал, что глупо краснею.
— Куда собрались, лихая команда?
— Макарий Ксенофонтович! — Насте пришлось смотреть на свет, и она сощурила глаза. — Решили идти верхней дорогой. Юра нашел там гильзу от противотанкового ружья.
«Лучше бы не вспоминала, — с обидой подумал я. — Как простил, не знаю. Надо было не разговаривать».
Дядя не обратил внимания на мое нахмуренное лицо.
— Больше ничего не отыскали?
Вопрос явно адресовался ко мне, и Настя с Зайцем поняли его правильно и не отвечали.
— Прогуляюсь с вами. Никогда еще не ходил верхней дорогой.
Мы медленно начали подыматься в гору.
Недалеко паслись овцы. Одна испуганно заблеяла. Все стадо бросилось бежать, стуча по сухой земле маленькими острыми копытцами.
Я первый шел по петляющей узкой тропинке. Выше подымался отлогий склон горы с жухлой травой.
Дядя не умел ходить по горам. Из-под ног у него то и дело срывались мелкие камни.
«И зачем потащился с нами?»
На вершине горы дул порывистый ветер. Солнце село. На западе медленно остывала узкая полоска заката; горели белые облака, просвеченные красным светом.
Над петляющими рукавами реки и стариц подымался плотный туман. Он медленно плыл над камышами, и стоило ему чуть подняться вверх, из белого сразу становился розовым.
Дядя Макарий тяжело дышал. Но я не останавливался.
— Юр, не спеши! — сказала Настя. — Забыл, что у Макария Ксенофонтовича высокое давление.
«Ну и дурак же! — выругал я себя. — Нашел перед кем рисоваться. Забыл о болезни!»
Пошел тише. Чтобы как-то оправдать свой нелепый поступок, сказал:
— Чудно! Скоро стемнеет, а мел светится!
Мы поднялись на площадку. Сглаженная вершина прогибалась седлом. Ливневые потоки промыли по склону глубокие русла.
— Здесь нашел, — я показал рукой на куст полыни.
Дядя Макарий поднялся последним. Он разрумянился. Медленно вытирал лоб платком, казалось, удивляясь, зачем потащился с нами на гору.
— Это не позиция, — дядя внимательно осмотрелся. Скользнул глазами по подымающейся вверх тропинке. — Надо выше карабкаться.
Он подымался первым. Часто останавливался. Дышал тяжело, словно старый кузнечный мех.
Я понял, дядя Макарий тяжело болен. А я как дурак пристаю к нему с разными вопросами. И без моих вопросов ему тяжело.
Тропинка шла по щебню. На крутых уступах просвечивал мел. Впереди зияла трещина. За ней отколотые глыбы мела.