Наверху ветер был особенно порывистым. В мокрой одежде я начинал замерзать. Не было сил, чтобы бежать.
И вдруг, неожиданно для себя, в лощине я увидел столпившиеся машины: белые — скорой помощи, красные — пожарные.
Люди беспокойно сновали между ними.
Не знаю, откуда у меня взялись силы на последний бросок. Упругий ветер бил в грудь, но не мог меня остановить.
Начальник карьера, пожилой мужчина с седыми волосами, давал указания стоящему перед ним милиционеру. Приказаний ожидали пожарные в солдатских касках и врачи в белых халатах.
Мне хотелось услышать, что говорил начальник карьера, но пробиться ближе я не мог. И вдруг за плотной толпой, метров за триста, а быть может, и пятьсот, я увидел острую стрелу.
Экскаватор работал. Мотор надсадно гудел. Ребристая стрела летела вверх, а потом плавно несла тяжелый ковш с породой. После каждого описанного полукружья долетали глухие удары ковша по земле.
Неожиданно раздался треск мотоцикла, и облако пыли сразу поглотило милиционера с коляской.
Меня кто-то толкнул. Я обернулся. За спиной стоял Алешка Звездин.
— Юрка, кругом оцепление! Ты как сюда попал? — он дотронулся до моей мокрой куртки. — Переплыл?
Я не мог ответить. Стоило разжать зубы, и они начинали безумно стучать.
— За дядьку не бойся! Вяткин устроил панику! Раззвонил — на склад снарядов наткнулся. Сейчас Макарий Ксенофонтович приедет. За ним мотоцикл послали.
Ожидание показалось вечностью. Хорошо, что рядом был Алешка. Теснее прижался к нему. Он снял свою телогрейку и набросил мне на плечи.
— Дурень ты, Юрка! В холодную воду полез!
Вернулся милиционер на мотоцикле. Круто развернул коляску. Нас с Алешкой оттеснили.
Алешка крепко схватил меня за руку и потащил за собой. Он энергично работал плечом, а где объяснял, что я племянник экскаваторщика Мурашкина.
Наконец мы пробились к мотоциклу.
— Мурашкин, вы уверены, что это не снаряды? — спросил громко начальник карьера. — Скоро приедут минеры.
— Отвечаю! — услышал я голос дяди, и у меня отлегло от сердца.
— Почему вы работали? Я запретил!
— Мы наткнулись на самолет. Увидел плоскость ЛА-5. Хотелось поскорее откопать.
Начальник карьера с удивительным для его лет проворством повернулся и посмотрел на Настиного отца. Теперь я заметил в толпе Сергея Даниловича. Он стоял сгорбившись, как будто старался казаться меньше ростом.
— Вяткин, вы говорили, что нашли снаряды?
— Ковш ударил по металлу, — тихо сказал Сергей Данилович. — Минеры пусть определят. Не люблю я фейерверков! Голова мне еще нужна!
Дядя на работе. Не знаю, когда он придет домой. Но я обязательно его дождусь. Он будет меня ругать за купание. Ну и пусть! Пусть дядя Макарий меня ругает! Я хочу слышать его голос. Хороший дядя, милый!
Хожу по комнате. Трогаю дядины вещи, книги. Что со мной случилось? Даже ненавистный учебник «Одноковшовые экскаваторы» вдруг показался интересным.
Взял щетку и вычистил сапоги. Старался на славу. Пусть дядя знает: я люблю его! Полюбил крепко, навсегда!
Как хорошо, что ты у меня есть, дядя Макарий!
За купание дядя назвал меня моржом. У моржа болит голова. Температура скачет. Я терял сознание…
Приходил Заяц. Долго сидела Настя. Принесла мне медовых пряников. Потом еще приходила Маша Шустикова с Кочергой.
А ночью я не спал. Вспоминал разные папины рассказы о боях. Хороший у него был гвардейский экипаж. Водитель танка Т-34 — Саша Орлов, башенный стрелок — Коля Бирюков и командир танка — Петр Ксенофонтович Мурашкин.
Почему я вспомнил о папе? Надо написать Витьке. Следопыты должны знать, что за Корочу дрался бронетанковый корпус Рыбалко!
ГЛАВА 24 
Летчик Александр Горобец
Купание не прошло даром: семь дней провалялся в постели с высокой температурой. Мама пичкала разными лекарствами и поила горячим чаем с медом и малиной. Дядя Макарий тоже принимал участие в лечении — заставил проглотить «фронтовой бальзам». «Фронтовой бальзам» был настоян на красном перце и обжег горло.