Менно глубоко погрузился в спиритуализм и зажегся благой, но довольно наивной идеей привести своих земляком к идеалам добра и терпимости, что можно посчитать довольно амбициозной и трудновыполнимой задачей, учитывая военно-политическую обстановку того времени. Однако, несмотря на кажущеюся невыполнимость задуманного, он весьма преуспел в своем начинании. Для жителей Штайндорфа Менно стал кем-то, вроде духовного отца и мирового судьи, что во многом смягчало для местных его причуду - почитание одного бога, которому с каждым годом его почитатель причислял все больше и больше особенностей и сил. Тут у читателя может возникнуть резонный вопрос: «Ремул, а откуду тебе это известно? На ходу выдумываешь?» На это у меня есть достойный ответ. В свое время мне удалось заполучить копию рукописи «О добрых бондах» авторства Менно. Книга представляет собой нечто среднее между мемуарами и книгой наставлений. Прочитав ее я понял, что скорей всего человек, написавший эту рукопись был немного не в себе. Вера для Мэнно стала спасительной тропинкой от тяжелых моральных травм, которую он превратил в настоящий тракт. Будучи человеком харизматичным и неглупым, свои выдумки о богах он преобразил в весьма привлекательную сказочку для простых людей, превратив незначительного Фарэлга во всемогущего Фараэля, защитника добрых людей и противника темной стороны жизни. Однако Мэнно не был созидателем религии - его жизнь стала лишь предпосылкой к ее возникновению.
Старший сын Бранда, Лотэр, по заветам отца отправился в путешествие, но уже по землям Неквасолума и Вентретера. В отличии от своих братьев, к военному делу он не испытывал интереса, и хотя был весьма решительным и умным юношей, из своих странствий он вынес урок отличный от того, что вынес его предок. Еще в 820-х годах он отрекся от права наследовать титул эрла и отправился в путешествие по стопам отца, в Мелинтер скорей всего по наущению того самого Ноэля. По возвращении, в 828 он уже был самым настоящим почитателем галатской церкви Аурея, и совместно со своим наставником-церковником, пытался проповедовать. Однако анды не слушали, а голодной зимой 829 даже закидали камнями Ноэля, который утверждал, что неурожай, штормы и падеж скота был следствием их грехов. Пилигрим-агиограф не перенес ран и вскоре испустил дух, а его место занял Лотэр, продолжая отвергать предложения отца о наследовании.
Если с отцом и братьями у Лотэра были напряженные отношения, то с дядей они нашли общий язык, а родственные черты их религиозных воззрений только упрочили связь. Вместе они заведовали духовной жизнью Штайндорфа, впрочем без всяких попыток заговорить о церкви Аурея или склонению ко всеобщему почитанию Фараэля. В 831 Мэнно скончался, и Лотэр принял эстафету в присмотре за часовней Фараэля. Очевидно, идея обратить свой народ к единому богу его не оставляла, и вскоре он предпринял хитрую, и можно сказать весьма успешную попытку склонить андов к монотеизму. После чудовищного морового поветрия 834 года, Лотэр пустил почти все свои сбережения на сооружение лечебницы неподалеку от часовни, в которой жил. Как врач и целитель он был весьма одаренным, чему способствовало его знакомство как с северными лекнирами и годи, так и с медициной Мелинтера. Его успехи на поприще врачевания позволили ему набрать учеников, которые также обосновались с ним, у часовни которую к 836 году перестроили до размера небольшого храма, с неизменным огнем на вершине. Взяв за основу рукопись «О добрых бондах», Лотэр написал «Слово Фараэля», сменил имя на Ирэниус, объявил себя первосвященником - экзархом культа Фараэля, а своих учеников нарек примасами культа, первыми жрецами, и продолжил свою осторожное проповедование. К 40-ым годам ярыми последователями Фараэля можно было населить с полдесятка крупных деревень, судя по тому, что Лотэр начал собирать людей не в стенах храма, а на кургане перед ним. Жизнеописание деяний Лотэра-Ирэниуса подробно документирована его верным последователем Иустом, впоследствии ставшим вторым экзархом культа.