Они подошли к зеленому «доджу». Похоже, модель пятидесятых годов, с ржавыми бамперами, на переднем из которых со стороны водителя клык страдал кариесом, словно металл был подвержен тем же болезням, что и плоть.
— Куда мы едем? — наконец сказал Тедди, с силой оттирая мутную пленку, покрывшую с внутренней стороны лобовое стекло. — Куда мы едем?
— Не беспокойся.
— И все-таки я беспокоюсь, — твердо произнес он.
— Мы сдерем немного кожи с одной курочки. Положись на меня, Джордж.
— Я устал, вот и все.
— Что ж, мы направляемся на станцию техобслуживания. Все тело должно жить в режиме внутреннего сгорания. Гибкая, как тюлень, эскимоска…
Голова Тедди ударилась о спинку сиденья, пропитанную жиром, запахом миллиона сигарет, выкуренных в замкнутом пространстве, и пылкой страстью великолепных охотничьих собак, ружей и изголодавшегося лося, в поисках пищи забывшего осторожность. На скользкой неубранной дороге машину бросало из стороны в сторону. Тедди ощущал толчки на рытвинах, но слишком устал, чтобы открывать глаза. Сидящий за рулем Мак-Джи шумно дышал ртом, словно живой тахометр, а Тедди слышал внутренним ухом волчий вой, крик загнанного оленя, крики неугомонных птиц, взлетевших в воздух, и отдаленный нежный звон колокольчика где-то в дикой глуши за спиной. Переднее колесо попало в выбоину, автомобиль занесло по дуге, и он замер на месте. Голова Тедди безвольно мотнулась к окну. Моргая, он открыл глаза и обнаружил, что машина оказалась на стоянке, где уже лепились к застывшему склону холма несколько легковых автомобилей и грузовичков с открытыми деревянными платформами.
— Выше нос, Джордж. Мы прибыли.
— Куда? — спросил Тедди, всматриваясь в пустынную темноту, лишенную растительности, простиравшуюся впереди подобно кладбищу, и смутно гадая, не последняя ли это его поездка, и Мак-Джи сейчас сначала ограбит, а потом убьет его, совершая последний акт, намеченный невидимой рукой судьбы. Было ли это концом или началом? Сознавая, что он не соперник здоровенному накачанному мужику, Тедди тем не менее был готов драться за свою жизнь и схватил тяжелый металлический фонарь, выкатившийся к его ногам из-под сиденья. Следивший за этим Мак-Джи сказал:
— Возьми его. Он нам пригодится.
— Но, черт возьми, куда мы идем? — взмолился Тедди.
— Приятель, ты что, никому не доверяешь? Конечно, у нас нет ночных прелестей большого города, но здесь лучшее, что мы можем предложить. Нам нужно перебраться на другую сторону холма, там не желают иметь дело с полицией, хотя ей и платят, поэтому нам придется идти пешком.
Ледяной холод окончательно разбудил Тедди, снежные лезвия резали глаза, ослепляя его.
— Фонарь понесу я, — потребовал Мак-Джи, — просто держи голову опущенной, тогда сможешь открыть глаза.
Тедди заколебался, затем с неохотой протянул фонарь, и Мак-Джи повел его налево вокруг холма с уверенностью знания местности. Они шли минут пять, и неуверенно идущий Тедди постоянно спотыкался. Впереди показалось небольшое замерзшее озеро; они обошли его, прошли через ворота в бревенчатом частоколе и увидели мужчину в полушубке с опущенным на руку ружьем, шагнувшего в свет. Мак-Джи перевел луч фонаря на свое лицо.
— А, это ты, Мак, — сказал мужчина. — Кто это с тобой?
— Все в порядке. Это мой друг Джордж. Когда его команда прибудет в наши края, у тебя появится много работы. Так что я обхаживаю его.
Вспыхнувший в руке охранника фонарь осветил лицо Тедди.
— Хорошо, проходите.
Они оказались за забором, и Тедди вспомнил военный лагерь. Большое деревянное одноэтажное здание, освещенное тусклым северным сиянием, было окружено множеством убогих домиков. Простая лампочка заливала светом обломанную, потускневшую от непогоды вывеску, на которой Тедди с трудом разобрал слово «Дворец».