Его волновала одна вещь. Паренёк говорил про голос и шум в голове. «Заткнись» — вот что сказал очкарик, который размахивал хурмой. Он сказал это явно не Игорю — тот тогда даже рта не успел открыть. Какая-то связь в этом явно была… а может, всё гораздо прозаичнее. Лет, скажем, двести назад говорили бы о мерзких существах, что брали контроль над функциями тела, выедая мозги. Во второй половине прошлого века это могла быть радиация, и только она. А что сегодня? Ведь ясно же, что в современном насквозь процифрованном мире это могут быть только сигналы! Передаваемые по вай-фай или что-то вроде того. Только эти невидимые сигналы могли засорить мозги детям. Только они могли найти лазейку в и без того покорёженный мозг.
И всё же этот голос… Какой-то частью разума Игорь подумал, что стоит, наверное, вернуться и спросить у этой женщины адрес, чтобы потом как-нибудь зайти, проведать мальчишку. Узнать, не подкрутил ли он ручку своего воображаемого приёмника.
Все эти мысли, однако, выветрились из головы, когда он стал свидетелем ещё одной сцены из жизни нового мира. Цедя коньяк и перебирая в голове стучащие, как камешки, мысли, Игорь забрёл на автостоянку супермаркета «Самолёт» (так и не открывшегося с утра) и увидел там женщину с ребёнком. На этот раз ребёнок был совсем маленький — несколько месяцев, не более. Содержимое пронзительно-синей коляски едва можно было разглядеть с расстояния, которое Игорь избрал для наблюдения: малыш возлежал в ней, как ком соли. Некоторое время Игорь думал, что там нет никакого ребёнка, а женщина таким хитрым способом приспособилась возить продукты. Выглядит молодой, невысокая, в высоких коричневых сапогах, в цветастой смешной шапке и коричневом пальто напоминает молодую осинку, только что сбросившую на зиму листву. Лицо её трудно было разглядеть, да Игорь и не пытался. Он смотрел на коляску.
Сомневаться пришлось ровно до той поры, пока не появились другие люди. Сложно не почуять недоброе, когда видишь в руках у кого-то в руках кочергу. Ещё там были палки, осколки кирпичей, и даже громоздкий медный плафон, обладатель которого явно не слишком понимал, что тот делает у него в руках. Их было около десятка, мужчины и женщины примерно поровну, и они, подойдя к женщине, пинком свалили коляску. Та в последний момент успела схватить содержимое на руки — это и в самом деле оказался свёрток с младенцем.
Увидев разъярённую толпу, Игорь сделал из бутылки большой глоток, воткнул её в сугроб и, запихав в карманы руки, прогулочным шагом стал приближаться. Никогда не знаешь, чего ожидать от алкоголя — он может подставить тебя, связав шнурки, а может, напротив, унять дрожь в коленях и заставить идти в направлении почти верного сотрясения мозга, весело посвистывая.
Когда ноги вдруг запутались в чьём-то брошенном свитере, уже порядком заиндевевшем на морозе, в голову Игорю пришла идея. Он подхватил предмет одежды, придал ему необходимую форму. Впереди валялось несколько кирпичей, которые использовали для разграничения места на парковке. Игорь поднял и их тоже.
Все эти люди были не в себе. Разного возраста, начиная лет от двадцати — столько на вид было лысому парню с дрянной татуировкой вокруг уха и пронзительно-синими прожилками у основания шеи — и до шестидесяти-семидесяти: у тощей, поджарой, похожей на волчицу старухи с дрожащими губами и кухонным ножом в руке, трудно было доподлинно установить возраст. Собственно, так же не в себе была и молодая мать — прижимая ребёнка к груди, она идеально круглыми глазами смотрела на обидчиков. Представив на её месте Ленку, Игорь почувствовал почти физическую боль.
— Что вы хотите? — закричала молодая мать.
— Всё нормально, — зашамкала старуха, и складки на шее её затряслись. — Ты можешь отдать его нам. Мы о нём позаботимся.
Все взгляды — и взгляд Игоря в том числе — были на младенце. Он не плакал. Даже самые маленькие дети способны уловить разлитую в воздухе агрессию; но этому младенцу, словно потомственному герою боевиков, было на неё плевать. Глаза его казались до крайности огромными и словно округлёнными от удивления. Он не сосал соску, не моргал, не делал то, что предстало делать младенцам — он как будто пытался проглядеть в низких тучах дырку, и… улыбался! Лицевые мышцы грудных детей ещё не работают, удивительно даже то, что у них получается моргать как надо, что уж там говорить обо всём остальном? Но это была именно улыбка, пусть слабая, пусть лишь подобие, изогнутый в нужную сторону мазок пурпурной краской, сделанный рукой робкого художника.