Игорь рывком распахнул дверь. Он напугал грязную женщину, которая курила в щель. Под ногами пропели ступени. Грохот сердца, казалось, вызывал в голове натуральное землетрясение. В полутёмном коридоре, прислонившись спинами к стенам и друг к другу, сидели люди. После морозного воздуха испарения их казались удушливым туманом откуда-то с болот. Одни спали, и сон был таков, будто сверху на них рухнула бетонная плита. Другие разговаривали: «У меня вот разболелась почка…», «Я вчера ел сухой рис, так вот, теперь…», «Говорят, в Белогвардейском тупике дают еду за наколотые дрова…» Казалось бы, о чём могут разговаривать люди после конца света? О свете и мире без него, это естественно! Всё иное должно быть забыто. Но то, что ухо могло разобрать в подобном бубнеже, никак не подходило под возвышенные темы. Люди были верны себе даже после того, как привычный им мир рухнул.
Игорь сразу понял, какая дверь ему нужна. Она была эпицентром всего. Каждый здесь мечтал оказаться за ней, и многие этого боялись. Из-под неё выбивался яркий свет, в то время как остальная часть дома была в полумраке, освещённая только несколькими свечами в подсвечниках, да прямоугольной звездой, экраном чьего-то сотового телефона. Хозяин его иногда вытягивал ногу и тыкал большим пальцем по кнопкам, не давая экрану погаснуть.
— Эй, куда это ты?
Их было много. Очень много. Они, как одичавшие собаки, могли порвать его на клочки за считанные секунды. Но Игорь был для них на недосягаемом расстоянии и стал ещё дальше, как только оказался в ореоле электрического света. Он не просто был уверен, он знал, что никто не посмеет его тронуть. Это не те люди, они думают только о том, где достать сигарет и как лечить сломанный палец.
Яркая комната поначалу ошеломила Игоря. Казалось, будто после дремучего, поросшего паутиной закулисья, он оказался на освещённой прожекторами сцене, где в этот самый момент идёт представление. Кирпичные стены стали декорациями. Медицинские инструменты валялись как попало, оборудование выглядело так, как будто его собирали здесь же, в подвале. Игорь снова подумал о декорациях: более убедительные придумать было сложно. Врач стоял спиной к двери, согнувшись над койкой. Он не уступал размерами Игорю, а то и превосходил его в охвате груди. На спине расплывалось пятно пота.
Помощница, худенькая женщина средних лет, двинулась к Игорю с намерением вытолкать его за дверь.
— Идёт операция, — сказала она.
— Я знаю, — сказал Игорь не своим голосом. — Это моя жена.
— Уйдите, — не поворачиваясь, сказал мужчина. — Она дала согласие на процедуру. Я только начал, но лучше бы вам сейчас меня не прерывать…
На стальном подносе на табуретке лежали сверкающие в электрическом свете скальпели. Когда доктор произносил «лучше бы вам», пальцы Игоря обожгло железным холодом — не глядя, он схватил инструмент за лезвие, и только почувствовав текущую по пальцам горячую жидкость, перехватил за рукоять. Когда доктор говорил «не прерывать», лезвие входило ему в спину, туда, где по скупым познаниям в анатомии Игоря, должна быть почка. Кажется, здоровяк поначалу вовсе ничего не заметил, и только когда Игорь взял его за плечо и развернул ставшее ватным и податливым тело, увидел стекленеющие глаза, хватающий воздух рот, похожий на рот большой рыбины, тогда только осознал что сделал.
— Не убивайте его! — верещала медсестра. С неё мигом слетела вся заурядность, глаза похожи на два тёмных туннеля, ладони прижаты к побелевшим губам. — Это же доктор!
Мир растерял весь цвет у Игоря перед глазами, он наблюдал за собой будто со стороны. С потолка что-то отваливалось и падало, словно на крышу какой-то самосвал свалил целую гору песка; тот просачивался и заполнял пустоты между потолком и полом. Стало трудно дышать, на зубах хрустело. Игорь мог чувствовать каждый канат на парусном оснащении своего судна, чувствовать — да, но управлять — нет… и он наблюдал, как мысли правой руки застучали, загудели шарнирами и шатунами. Кисть дёрнулась, вспарывая халат на груди, прямо под сердцем, выпуская тёмную, почти чёрную кровь.