В одну из таких «задержек» родителей Ату понимает, что вряд ли увидит их вновь, но и слов для того, чтобы объяснить это брату, она подобрать не может. Ату не спит несколько дней не потому, что в ней теплится надежда на возвращение родных, а потому, что она готова встретить любых неприятелей, которые могут прийти за ними, и защитить ещё совсем юного Уту.
Она сидит в главном зале их дома и раз за разом перечитывает инструкции отца, которые до сих пор лежат между книгами в этой комнате.
«За нами не иди, охоться по ночам, о вас никто не должен знать. Люблю тебя, милая.»
Слишком коротко для того, чтобы инструкциям можно было следовать больше недели, и она пытается понять, почему ей не оставили больше наставлений: они были так уверены в своей победе? Что делать ей сейчас? К кому можно обратиться? Неужели ей, обычному подростку, нужно взваливать всё на себя? Как долго она сможет заботиться о брате, прежде чем её постигнет участь родителей? Знает ли вообще хоть кто-то об их существовании?
Девушка садится на мягкое кресло и закидывает ноги на кофейный столик, прикрывая глаза руками. «Что мне делать?» — из раза в раз спрашивает она себя.
— Сестрёнка, — тихо зовёт её тонкий голосок. Она вскакивает с места и через мгновение оказывается в соседней комнате.
— Снова кошмар? — Взволнованно спрашивает она.
— Угу, — отвечает Ута и пододвигается на маленькой кроватке, уступая место сестре. Она садится рядом и с улыбкой смотрит на брата.
— Всё хорошо, я же рядом, — говорит она несерьёзным, практически весёлым тоном, — я никому не дам тебя в обиду, — и треплет мальчишку по отросшим волосам.
— Когда вернутся родители?
Снова этот вопрос, который всегда ставит Ату в тупик. Она сконфуженно отводит взгляд и говорит:
— Я не знаю, родной.
— Поспи, пожалуйста, со мной, — жалобно говорит он.
— Ута, ты уже большой мальчик, как я могу спать с тобой? — Она мгновение наблюдает за его реакцией, а затем смеётся и добавляет: — Ладно, я шучу, пока ты ещё маленький, — и ложится рядом с братом.
Места на односпальной кровати совсем немного, и Ута кладёт голову ей на плечо, пододвигаясь к сестре, она же приобнимает его за талию и прижимается щекой к его макушке. Она слышит, как успокаивается его сердце после дурного сна.
— А если родители никогда не вернутся? — Неожиданно для себя самой спрашивает она брата.
Он полминуты молчит, отчего Ату начинает казаться, что он уснул, но затем говорит:
— А ты будешь со мной?
— Конечно, — она улыбается.
— Тогда всё в порядке, — спокойно отвечает он.
Она удивляется его словам, но проникается такой нежностью к брату, что прижимает его к себе крепче и целует в макушку.
— Я никогда не оставлю тебя.
Ута лениво открывает глаза и чувствует, как спокойное дыхание девушки щекочет его шею. Он приподнимается на постели и заглядывает в лицо Ату: расслабленное и очень умиротворённое, каким в бодрствующем состоянии не бывает. Наверное, ей снится хороший сон.
Он медленно и аккуратно встаёт с постели, старясь не потревожить сон сестры, затем проходит в главный зал мастерской и садится за стол, решив в это спокойное время немного поработать. Когда он открывает низкий шкафчик, чтобы вытащить старые наброски, оттуда вылетает пыльная фотография и ложится на холодную плитку пола лицевой стороной вверх.
На фотографии запечатлён он с Ату в её тридцатилетие, за пару дней до того, как она лишилась зрения. Эта фотография стала последней, когда она ещё смотрела в камеру.
Он помнит тот день, когда им с Йомо всё же удалось вытащить Ату из лап психопата. Едва девушке удалось поесть, её глаза, как и все раны на её теле, восстановились, но она больше не видела. Он помнит, как она плакала, как каждую ночь он просыпался от её рыданий и пытался успокоить. Его сон стал очень чутким, прерываемый любым движением за пределами дома и внутри него: шелестом растительности от пробежавшей в кустах кошки, едва уловимым скрежетом оконной рамы от сквозняка, даже неспокойным сном самой девушки, во время которого она постоянно ворочалась.
В какой-то момент он практически перестал спать. Ута впадал в дремоту не больше, чем на полчаса, а затем просыпался из-за волнения, гулким сердцебиением отдающегося в ушах, напряжённо вслушивался в тихое сопение в соседней комнате и ещё долго вновь не мог успокоиться. Он боялся оставлять сестру одну и потому практически не выбирался из дома, чувствовал свою вину за случившееся и считал своим долгом оставаться рядом с ней.