Дежкина, понимая состояние своего юного коллеги, не докучала ему разговорами.
Подколзин, между тем, нервничал. Он то и дело поглядывал на часы, а затем бросал нетерпеливые взгляды за окно на проносящиеся мимо индустриальные пейзажи, раздраженно покусывал губу, когда микроавтобус замирал у светофоров, и просто-таки не мог дождаться, когда же путешествие подойдет к концу и они окажутся на месте назначения.
— Ми-и-илая!.. — продолжал гундосить шофер.
— Послушай-ка, милая, — не вытерпел оператор и повернулся к водительскому креслу, — нельзя ли побыстрее, а? Иначе мы приедем аккурат к самому финалу.
Шофер невозмутимо пожал плечами.
— У меня задача простая, — с дружелюбным упрямством отвечал он, — доставить вас на точку. А уж остальное, извиняйте, не моя печаль. Молитесь еще, чтоб в пробку не попали. А то такие тут пробки бывают — три часа стоять можно и не сдвинешься. Тю-у-у… — протянул он с детским восторгом, нажимая на педаль тормоза, — а вот и она, милая, я же предупреждал! Я уж знаю, это как закон: если поблизости митинг, так сразу и пробка на дороге. Проверено на опыте. Ми-илая, ты услышь меня-а!..
На этот раз слова романса, надо думать, впрямую относились к скоплению автомобилей, намертво перегородивших проезжую часть.
Тут были и рейсовые автобусы, и оказавшиеся впритык к ним шестисотые «мерседесы», и горбатенькие старые «Запорожцы» с задранной кверху куцей выхлопной трубой. Водители троллейбусов ругались меж собой из открытых окон, однако ругань была какая-то ленивая, незлобная. Сразу видно, людям скучно и нечем себя занять.
— Подавай назад! — закричал Подколзин, но, увы, было поздно: микроавтобус мгновенно оказался зажат со всех сторон гудящими машинами, безуспешно пытающимися лавировать в этом столпотворении.
— Говорил тебе: дворами поезжай! — сердито рявкнул оператор.
— И на старуху бывает проруха, — невозмутимо отвечал шофер. — Ничего, не переживайте. Где наша не пропадала!
Он крутанул руль влево, и машина рывком двинулась назад.
Тотчас послышался глухой звук удара и звон бьющегося стекла.
— Вот теперь приехали, — со вздохом сообщил шофер и полез из кабины.
— Куда прешь? — заорали откуда-то сзади. — Курдюк штопаный, куда прешь?
— Сам ты штопаный! — раздался в ответ голос шофера, прозвучавший, кстати сказать, с неожиданной силой и энергией. — Что, совсем ослеп? Не видишь, куда едешь?
— Да ты!..
— Сам такой!
— Все понятно, — зло произнес Подколзин, подымаясь с места. — Дальше идем пешком. Эти пролетарии теперь долго разбираться будут…
— Что это вы так не любите пролетариев? — с невинной интонацией поинтересовалась Клавдия.
— Пролетариев я люблю, — возразил оператор. — На расстоянии. Я не люблю, когда они начинают разбираться.
— Это почему же? — продолжала допытываться Дежкина.
— А вы сами послушайте, — все и поймете.
Взвалив на плечо свою тяжелую поклажу, Подколзин стал пробираться в узком проходе между машинами. Клавдия шла следом, а замыкал шествие Веня, которому было доверено нести кофр с аккумуляторами.
По всему видно, они уже находились у цели. На тротуаре, за скопищем автомобилей, волновался-шумел людской поток. То и дело на сером фоне стены вздымался ярко-алый транспарант, поднимался и тотчас пропадал, тонул в людской круговерти, будто и не было его.
Откуда-то доносились обрывки бравурного марша и мегафонный лай. Разобрать слова казалось делом непосильным: то ли мегафон был сломан, то ли коварное эхо, отражая пламенную речь оратора от глухих стен домов, превращало ее в сплошную мешанину звуков и восклицаний.
— Купите значок! — вдруг услыхала Клавдия, и тут же кто-то цепко ухватил ее за рукав плаща, да так, что и не вырваться. — Купите значок, девушка, не пожалеете!
Дежкина удивленно обернулась и увидала перед собой, прямо на уровне глаз, фиолетовую шляпу с лихо загнутыми полями и торчащим из-под линялой ленты диковинным пером, смахивающим на петушиное. Для того чтобы разглядеть обладателя сего редкостного головного убора, Клавдии пришлось пригнуть голову и заглянуть под шляпу.
Там, в рассеянной тени, обнаружилось бодренькое старческое личико, остроносенькое и тонкогубое, с пронзительным взглядом маленьких, быстрых глаз.
— Значок! — объявило личико. — Настоящая редкость. Такой вы уже нигде не купите ни за какие деньги, а я уступлю по дешевке. Портрет юного Ильича.
— Неактуально! — подоспел на помощь Веня. — Вот если бы портрет Бориса Николаевича! А Ильичи уже никого не интересуют.
— Эх, молодой человек, — с укором произнесло личико, изобразив вселенскую скорбь, — не любите вы историю своей страны и еще гордитесь этим. Нехорошо… Вот как задурили голову нашей молодежи проклятые дерьмократы!