— Интересно, — спросила Клавдия, — и как же вы назовете этот сюжет?
— Кунсткамера, — отвечал оператор.
— Для оператора неважно, как будет называться сюжет, — авторитетно пояснил Веня. Он наконец-то решился открыть рот в присутствии «настоящего профессионала» и теперь горел желанием показать, сколь много он смыслит в операторском ремесле. Важно, какую точку для съемки выбрать. Простите, а вы по какому принципу выбираете съемочную точку?
— По такому, чтобы болтунов вокруг поменьше было и никто не морочил бы голову, — поделился профессиональным секретом Подколзин.
Бедный Веня смутился, залился краской и поспешил отвернуться.
— Клавдия Васильевна, — запинаясь, прошептал он, — я ведь пока вам не нужен? Я хотел бы сделать парочку снимков во-он с той крыши. По-моему, должно замечательно получиться…
И он стремительно растворился в толпе.
— Обидели парня, — укоризненно произнесла Клавдия, глядя вслед фотографу, — ни за что ни про что обидели, а ведь такой славный парнишка. Тоже оператором стать мечтает.
— Мечтать не вредно, — буркнул Подколзин.
— А вы, оказывается, злой.
— Просто я реалистически смотрю на вещи. И хватит об этом. Вы мне мешаете.
Клавдия пожала плечами — сам же позвал…
На трибуне между тем продолжалось активное действо.
— Патриоты! — кричал высокий тощий юноша с огромным кадыком на шее, заметным даже на расстоянии. — Вы должны сплотить свои ряды вокруг нас! Родина в опасности!
— Каждый честный гражданин должен подписаться на нашего кандидата, — объявил оратор постарше, не дав юноше закончить и вырывая у него микрофон. — Наш кандидат вас не обманет, не то что эти… — Он сделал выразительный жест рукой, и толпа радостно загоготала. — Подписывайтесь, и вы не пожалеете…
Из динамиков грянула музыка.
— Ой, мамыньки! — охнула крохотная старушка, едва не выронив из рук сумочку и зажимая ладонями уши.
— Вот тебе и «мамыньки», — поддразнил старушку носатый мужик в кепке и стал протискиваться вперед, к трибуне. — Пропустите честного человека подписаться на кандидата! — голосил он при этом.
— Скорее! — выпалил Подколзин и поспешил за носатым, не отнимая глаза от окуляра камеры.
Клавдия вынуждена была следовать за ним. Оказалось это делом непростым. Со всех сторон толкали, теснили и пару раз едва не сбили с ног.
«Пожалуй, зря я во все это ввязалась, — думала Дежкина, продвигаясь за оператором. — А ведь мне еще надо успеть в магазин заскочить, дома ни крошки хлеба не осталось».
Она давно бы повернула обратно, но еще на подступах к площади Подколзин вручил ей сумку с особо ценным штативом и строго-настрого наказал беречь пуще зеницы ока.
— Иначе не расплатитесь! — шутя пригрозил он.
Делать нечего. Дежкина волокла сумку не столько тяжелую, сколько неудобную и придумывала благовидный предлог для того, чтобы завершить затянувшуюся экскурсию и отправиться домой.
Тем временем оператор успел протиснуться к самой трибуне, у подножия которой стоял широкий стол, покрытый красной материей, а поверх еще и клеенкой.
За столом хозяйничала круглолицая женщина в строгом черном пиджаке. Она протягивала подошедшим привязанную к веревочке шариковую ручку (второй конец веревочки был зажат в ее ладони) и пальцем указывала, где ставить подпись.
— Спасибо, товарищ, — проникновенно говорила она.
— А это еще чего такое? — Перед Подколзиным, как из-под земли, возник крепкий старикан. Он сердито и решительно заглянул в объектив, будто надеялся что-то разглядеть в напластованиях линз, а потом вздернул голову на оператора: — Вы откуда будете, позвольте полюбопытствовать?
— Би-Би-Би, — сказал Подколзин.
— Чево-о? — обалдел старикан.
— Телекомпания такая: Би-Би-Би, — невозмутимо объяснил оператор.
— Американьская?
— Ага, американская…
Лицо старика вдруг пошло крупными бордовыми пятнами, на лбу вздулась сизая вена.
— Братцы! — завопил он истошно. — Братцы, тут на нас опять поклеп возводят! Опять американьцы из своей Би-Би-Би приехали!
Это было бы, пожалуй, смешно, если б не реакция толпы.