— Да, мы с Лилей приготовим праздничный ужин, — я ловко увильнула от полупрозрачного намёка, но Максим от своего не отступился.
— Отлично, я постараюсь не задерживаться на работе, — он остановил автомобиль у дома и передал мне сумочку с заднего сиденья. — Про «десерт» не забудь, — супруг демонстративно потянулся губами к моим, однако, впрочем, не удивительно, встретил пустоту.
«Вот же ненасытный», — возмутилась про себя я, выходя из машины и фыркнув в ответ.
Развернувшись на высоких каблуках, я уверенно прошла по направлению к подъезду. Спиной, точнее нижней её частью, чувствовала, что он проследил за моим удалением — ему нравилась моя внешность, и я бы сказала, что он гордился и порой, открыто не говоря, хвастался, что у него такая жена.
В такие моменты я чувствовала себя неудобно. Максим собственнически привлекал меня к себе при друзьях, да и в других местах, где бы мы не появлялись, позволял себе гладить мои бёдра и попу, целовать, заставляя отчаянно краснеть. Кому как, но я стеснялась открыто показывать личные отношения напоказ. Моё личное мнение, что интимная жизнь должна храниться за закрытыми дверями, сокрытая ото всех глаз. А уж при нашей «любви» тем более.
Автомобиль Максима всё ещё не уехал. Дойдя до подъезда, я обернулась — его взгляд был прикован к моим ногам. Я хоть и надела удлинённый приталенный сарафан, но тонкая ткань, что просвечивала при солнечных лучах, не скрывала сокрытое под юбкой. Наверняка он засмотрелся на мою походку, а она у меня всегда была безупречно красивой.
Но работа ждать не будет, я помахала рукой, и Максим поехал в папину фирму, где с момента свадьбы был назначен её главным директором.
Что касается меня, то была несказанно рада, что всё получилось, бесспорно, больше даже самих младших. Да и могут ли дети в полной мере осознать, чего избежали? Так, в общих чертах, по возможным слухам от других.
Сама же я имела небольшое представление о детских домах. Пару раз наш колледж при консерватории выезжал на выступления для обездоленных детишек, да и на музыкальных фестивалях я сталкивалась с такими воспитанниками, ещё будучи школьницей.
Дети — они везде дети, но в ограниченном социуме, без любви, без тепла они отличались от домашних. Это было видно невооружённым взглядом. Они как лакмусовая бумажка общества, когда нервы обнажены. И взгляды. Такие, порой, взрослые; у кого злобные, у кого надеющиеся, у кого равнодушные, но всё же недолюбленные, и оттого несчастные. И ведь не у каждого сложится судьба.
На моих глазах выпорхнула из детского дома одна девушка с хорошим голосом, однако за довольно короткий срок из пышущей жизнерадостью она скатилась на самое дно: стала курить, кутить по ночам с друзьями и прочее, и прочее. Как больно было на сердце, когда я встретила эту девушку на улице: с характерным блеском покрасневших глаз, с перегаром, с опухшими, как у последних алкашей, и воспалёнными руками, в грязной, мятой одежде, с неумытым лицом.
Мне было искренне жалко её, но такой исход конкретно для этой девушки был предопределён ею же самой. А всё потому, что девица была поймана на вранье и не раз, не только мною.
Вообще, в детских домах дети чаще врут, чем те, которые живут в семье. Быть может, и скорее всего потому, что хочется вырваться из порочного круга, пусть даже и в мечтах. Оно, конечно, понятно, что не всех ждёт такая участь, но ведь и психика у всех разная, многие ломаются сами, а кому и «помогают». В любом случае, детский дом — это не сахар, и Серёже с Лилей я не желала такого жизненного опыта.
С особой любовью я посмотрела на сестрёнку, что сосредоточенно лепила пельмени. Вдвоём мы кружились на кухне полдня, кашеваря и накрывая на стол к назначенному времени. Сохранение семьи — такое событие действительно просто необходимо отметить с размахом.
Мысли мои невольно устремились к мужу. Что ни говори, а именно благодаря ему всё получилось. Ну и дед Матвей, конечно, тоже подфартил.
Как-то само по себе получилось, что я с братом и сестрой продолжали быть оберегаемыми, теперь уже не родителями, но всё же. Без помощи Красновых, как ни прискорбно признавать, сама не справилась бы.