— Справляется, — закивал мужчина. — Но всё же хозяйка ты, а делами заправляет он. Неужели так доверяешь своему муженьку, я что-то не припоминаю его среди ваших знакомых.
— С Максимом мы знакомы с детства, наши родители дружили, — не вдаваясь в подробности, внесла я «ясность».
— А, ну тогда всё понятно. Что ж, — мужчина демонстративно посмотрел на часы, отступая назад и, видимо, собираясь покинуть квартиру, — мне пора. Рад, что всё в порядке. И всё же, заглядывай!
— Виктор Евгеньевич! — я прищурила глаза, по-новому всматриваясь в «друга семьи». — А зачем Вы собственно приходили? Ведь знаете же, что дома мы теперь не живём.
— Что ж, а ты совсем не глупа, — мужчина рвано выдохнул и развернулся обратно. — Но тебе же хуже будет. Поверь, я не хотел этого, — он вытащил из-под пиджака пистолет и направил на меня. — Сама виновата, не надо тебе было приходить, глядишь — жива была бы!
Я не могла в это поверить! Не могла и не хотела. Но… папа… Он же предупредил меня, пусть об этом я узнала только сейчас и таким образом, а значит знал, о чём писал…
Виктор Евгеньевич медленно наступал на меня, заставляя пятиться. В другой ситуации я без сомнений атаковала бы его, но идти напрямую в атаку против вооружённого негодяя было глупо — нужно его чем-то отвлечь и выиграть момент. Сердце нещадно колотило от страха, но показать его было заведомо проигрышно. Я с ужасом заметила, что деваться некуда, оставалось только одно — надеяться на чудо!
Под рукой ничего не было, кроме той самой книги, которую так и не выпустила из рук. Я метко бросила её прямо в лицо предателя и, воспользовавшись временным замешательством, попыталась выбить ударом ноги оружие, но не успела — мужчина встретил меня хорошим блоком и сделал подсечку.
— Девчонка, куда лезешь? — прошипел он, выплёвывая слова, словно яд.
Я рухнула на пол, не сумев сгруппироваться, однако тут же попыталась вывернуться и опять не смогла — жёсткий удар остроносого ботинка пришёлся прямо в живот, потом ещё один и ещё. Виктор Евгеньевич просто пинал меня, не давая подняться.
— Сама напросилась!
У мужчины невольно дёрнулась рука, когда мы оба услышали одиночный стук в дверь, а я с ужасом подумала: кто это — друг или… подельник? Хотелось закричать, но не смогла. Единственное, что я могла сейчас делать, так только, скорчившись, лежать на полу и сплёвывать кровь, с ужасом осознавая неминуемую кончину. Глупо, как глупо…
Одно дело спортивные соревнования, другое — реальный бой с жестоким противником. К такому я, признаться, не была готова и просто испугалась, глядя на наставленный прямо на сердце пистолет. Ну, вот и всё!
Я зажмурилась и глухо вскрикнула от разрывающей боли от огнестрельного ранения. Горячая густая кровь слишком быстро вытекала на пол, неся холодный металлический запах смерти, сознание помутилось, и я медленно погружалась в небытие. Однако, изо всех сил старалась остаться в сознании.
То, что происходило дальше, казалось, было во сне. Как будто всё происходило не со мной, а в каком-то страшном боевике…
Из-за угла корридора осторожно выглянул Максим. Я не знаю, увидел ли он Виктора Евгеньевича, потому как тут же бросился ко мне с болью в вопросе «Как ты?», а вот я боковым зрением заметила мужчину с направленным на мужа оружием.
По всей видимости рефлексы сработали молниеносно, и Максим, сгруппировавшись, отскочил за кресло, чудом избежав пули из пистолета. Виктор Евгеньевич не скрывал свою злость, но на мгновение таки замер, оценивая новую ситуацию — хреновую для него. Я надеюсь на это. Очень надеюсь.
Максим, покажи, что за тобой не зря числится титул победителя. Это вовсе не бравада в твой адрес — я действительно хочу, чтобы ты надрал задницу этому предателю. Отомсти за меня, за моих папу, маму…
Сознание временами плыло, но я держалась за него, как за спасительную соломинку.
Виктор Евгеньевич сделал шаг в сторону и, прицелившись, вновь выстрелил. Максим резко развернул спинку кресла, продолжая обеспечивать себе временное ограждение. Я лежала совсем рядом. Максим мельком взглянул на меня, видимо, оценивая состояние. Надеюсь, со мной не всё так плохо дело, по крайней мере не до такой степени, чтобы умереть, хотя… больно очень.