— Эх, Даша, Даша, как ты могла мне изменить? — парень театрально закрыл лицо руками, сотрясаясь от «рыданий». Он развернулся назад и припал на плечо стоящего рядом друга. — Артём, какой я несчастный! Я так верил Даше, а она, она…
«Всхлипы» становились всё более громкие, а рука молодого человека указывала за спину девушки. Наверняка у Даши всё похолодело внутри, и она медленно развернулась на диване. Взору девушки предстала белобрысая макушка, выглядывающая из-под одеяла. Даша даже побледнела.
Из всех платиновых блондинов у нас только Серёжа, но я точно знаю, что он спал внизу, да и вообще, сейчас был на улице и разводил огонь в мангале прямо под окнами нашей спальни. Понимаю её, наверняка подумала, что так напилась, что действительно изменила своему парню? О, это совершенно непростительно, бесстыдно и бесчеловечно!
— Герман, я… я не виновата, я ничего не помню. Я, наверно много вчера выпила. Я… Мне очень жаль. Я, правда, ни в чём не виновата перед тобой, я не изменяла тете! Клянусь. Но всё равно прости! — голос девушки задрожал от волнения, а на глазах проступили слёзы.
— Нет, я не верю тебе, изменница, — плечи Германа затряслись, и он буквально повис на Артёме. Тот тоже оказался величайшим актёром и мастерски подыгрывал другу.
— Герман, может, хватит издеваться над своей девушкой?
Со спины парней подошла Полина и толкнула парня в лоб. Тот по инерции развернулся, и взору Даши предстало не заплаканное, а наоборот, сотрясающееся от хохота лицо. Да и светлая макушка выглянула из-за спины самой девушки:
— Ребят, ну что разорались с утра пораньше, дайте поспать! — Лиля бросила в весельчаков подушку, но та плюхнулась, так и не долетев до шутников.
— Время, между прочим, уже двенадцать. Всё, встали обе, и марш приводить себя в порядок. Не то без вас сядем кушать, — Катя бесцеремонно стягивала с девушек одеяло, однако Лиля упёрлась и вцепилась в него. — Герман, Артём, хватайте их и бросайте из окошка в сугробы — так быстрее проснутся.
— Эй, Артём, пусти меня! — завопила сестрёнка. — Не надо буквально принимать её слова. Пусти, сказала, я сама дойду!
Но молодой человек не собирался отступать. Вместе со своей сопротивляющейся ношей, он спустился со второго этажа. Даша, поняв, что её просто-напросто разыграли, тем не менее, всё же смутилась. Предстать перед молодым человеком неумытой и с разлохматившейся причёской ей было стыдно. Понимаю.
— Герман, может, отвернёшься? Мне нужно встать.
— Ладно, жду тебя внизу, — Герман не стал больше задерживаться и покинул открытую комнату.
Вот уж никогда бы не подумала, но, по всей видимости, Даша не понимала шуток и сильно расстроилась из-за розыгрыша. Нам с Катей пришлось долго ей объяснять, что это просто неудачная шутка, но к счастью, Даша поверила и успокоилась. М-да, поаккуратнее нужно быть с шутками — чуть всё настроение девчонке не испортили. Наконец, Даша привела себя в более-менее приличный вид, и мы втроём спустились вниз.
Завтрак, который проще было назвать обедом из-за времени, и на который все приходили в разное время в зависимости от того, как проснулись, плавно перетёк в длительные посиделки. Однако сидеть в домике, когда ты на природе — грех. И вся молодёжь постепенно вышла на улицу, а я осталась прибираться на кухне.
Первым делом убрала в холодильник недоеденные салаты и прочие тарелки с едой, которые наставили на стол. Правда особо здесь не развернуться — кухня была длинной и узкой. Зато раковина находилась у окна со всей рабочей поверхностью.
Глядя в окно, пока мыла посуду, смотрела, как ребята решили вспомнить детство и стали катать шары для снеговика. Девушки тоже не уступали и слепили ему бабу. И кто бы мог подумать, что разгорятся споры у кого лучше получилось, которые мог разрешить только честный поединок в снежки, благо территория позволяла. На том и решили: мужская команда против женской.
Несмотря на численное преимущество первых, девушки не растерялись, и обстрел шёл в незащищённых парней, в то время как дамам разрешалось пользоваться любым укрытием, в числе которых были стволы деревьев.
Было завидно. «Ну, да ладно, я ещё своё наверстаю», — думала я, выключая кран и вытирая руки.
— Всё вымыла? — поинтересовался дед Матвей, вернувшись в дом с колотыми поленьями, и сложил их возле печки.