Выбрать главу

Виталик шел по древнему городу. И улыбался, любуясь ощущениями. Тут были и статуи больших размеров, и грандиозные дворцы. И вместе с тем, в городе много грязи. Не очень-то весело было мальчикам-рабам, которые все тут убирали.

Виталик спросил у одного из босоногих, в одной набедренной повязке, мальчика:

- Это что за город?

Тот посмотрел на яркую майку Виталика и красивые, позолоченные часики на загорелой руке мальчишки, с почтением поклонился и ответил:

- Великий город Вавилон – столица Македонской державы!

Виталик усмехнулся и спросил:

- А Александр Великий, надеюсь, жив?

Мальчик поклонился еще раз и ответил:

- Он вечно жив, являясь богом на Олимпе!

Виталик кивнул и пропел:

- Сверкает звездой лучезарной,

Сквозь мглу беспросветного мрака…

Великий герой Александр,

Не знает ни боли, ни страха!

Мальчик-раб хотел что-то сказать, но появился надсмотрщик в сандалиях и плаще и огрел юного невольника плетью по спине. Тот вскрикнул, и принялся мести улицу с удвоенной силой.

Виталик воскликнул:

- Бить детей нехорошо!

Надсмотрщик посмотрел на мальчишку. Босые, загорелые ноги, но яркая майка и золотые часы на руках. Может это сын знатной особы.

И надсмотрщик ответил:

- Рабов надо держать в покорности плеткой. А тебя разве никогда не бил отец?

Виталик честно ответил:

- Нет!

Надсмотрщик удивился:

- Странно! Даже знатных мальчишек секут. И мне твое лицо кого-то да напоминает.

Виталик строгим тоном ответил:

- И ты должен знать свое место!

Мужчина отступил, чувствуя в себе робость. Мальчишка зашлепал себе босыми, точенными, очень крепкими ногами дальше и запел:

Спартак великий воин и герой,

Сражался храбро с армией громадной…

Хоть был он раб, но, а теперь король,

Пускай победа будет лучезарной!

Виталик хотел и дальше петь, но вдохновение покинуло мальчишку. В самом деле, хотелось приключений.

И вот он направился в самый центр Вавилона. Этого города, крупнейшего во времена античности, пока не поднялся Рим. Двигался мальчишка легко, словно рысь, и его настроение было, как у собаки-ищейки взявшей след.

Вокруг кишела жизнь. Вот справа на площади вели на порку мальчишку примерно лет четырнадцати, с длинными, светлыми волосами.

Подросток был грустным, и шел, опустив голову, а руками прикрыв срам, с него сорвали набедренную повязку.

Толпа свистела и улюлюкала, было интересно, как будут бить смазливого и мускулистого мальчишку. Особенно жадно смотрели женщины. Еще далеко до Ислама, и они были с открытыми лицами, многие в легких туниках, коротких, что удобнее в жару. Одни, что беднее и более юные, босые, а по богаче в сандалиях и с браслетами.

Виталик тоже смотрел на это зрелище. Мальчишка с грустным видом покорно лег на козлы. Его закрепили помощники палача – тоже подростки голые по пояс, но в шароварах и сапогах. И, разумеется, сам палач очень мускулистый громила.

Вот он извлек из корзины прут и смочил его водой.

Глашатай зачитал обвинение:

- За отсутствие почтения к старшим, дерзость, отрок лет четырнадцати Кир приговаривается к пятидесяти ударам плеткой по спине и ягодицам и двадцати пяти ударам по пяткам!

Толпа одобрительно зашумела. Палач взял крепче кнут и нанес по мускулистой, загорелой спине мальчишки удар. Он был не в полную силу, и кожа только набухла.

Виталик подумал, не вмешаться ли ему? Но какой в этом будет смысл? Тут стояла целая дюжина рослых, вооруженных стражником. Да и сама толпа одобрительно гудела. Кроме того, возможно, мальчишку и за дело бьют. Времена античные, суровые. И мальчиков сам Бог велел пороть. Даже в Библии в гуманном Новом Завете рекомендовалось сечь детей розгой.

Мальчишка тяжело дышал и, стиснув зубы, молчал. Палач бил его размеренно, и уже лопнула кожа и потекла кровь.

Виталик со вздохом заметил:

- Такой уж мир!

А мальчика-подростка продолжали бить. Виталик двинулся дальше, смотреть подобное не хотелось. Хотя, конечно же, зрелище многим нравится. Виталик шел себе дальше.

Ему вспомнился фильм «Остров сокровищ», еще тот, тридцать седьмого года.

Там вместо мальчишки была девушка. И ей угрожали поджарить пятки.

Да, это было бы больно. Виталик подумал, стала бы девушка кричать, или молчала бы, как партизанка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍