— Ладно, — согласился отец. — Может, и в самом деле твоя правда... Сердце редко обманывает. Когда наступит время, я научу тебя: что сказать и сделать... Надеюсь, хоть тогда поверишь: что родители вам, одного лишь добра желают...
Разговаривая, оба Беркута и не заметили, как подошли к собственному дому.
Полвека тому пятистенок с прирубом строился с расчетом на большую семью. Такой она долгое время и была. Однако года шли, сыновья вырастали. А вырастая, перебирались на собственное хозяйство. Теперь в старом гнезде Беркутов, из трех просторных комнат, светлой кухоньки, соединенных крытым переходом с просторным амбаром, и широкого крыльца, проживало всего двое мужчин. Поджидая вскоре, молодую хозяйку. И, как уже можно догадаться — из боярского рода...
Захар Беркут поднялся на крыльцо и отворил двери, ведущие в сени. Из комнаты, которая служила местом сбора выборных в холодные зимние вечера, доносились возбужденные голоса. Захар на мгновение задержался, прислушиваясь к поднятому шуму, но сам же пристыдил себя за недостойное намеренье и решительно нажал на щеколду...
Глава 36
В большой горнице было не продохнуть от табачного дыма. Бес его знает: почему с трубкой во рту легче думается? Но мысли и в самом деле быстрее шевелятся от чертового зелья. Да все такие умные, убедительные... А помозговать было над чем...
Оборотень! Волколак!
Старики утверждали, что в те времена, когда их деды под стол пешком ходили, такой напасти было, хоть пруд пруди, а все-таки люди как-то справлялись. Знали, значит, способ... Потому что если б не знали, то не удивлялось бы так нынешнее поколение, встретив волколака.
— А трясця его матери! — хряпнул по столу кулаком старый Охрим, что уродился раньше Захара на дюжину лет, и считался в селе самым старшим жителем. — Волколак!.. Спятил ты, Беркут, если веришь этим сопливым охотникам? Да они и козьего следа от кабаньего не отличат на глиняной тропинке после дождя! Волколак, а?.. Моя матушка, царствие ей небесное, и то уже стеснялась пугать нас этими небылицами. Все более о песиголовцах рассказывала...
Захарий хмыкнул тихо, но сурово, сдерживая парней, возмущенных высказанным пренебрежением, — чтобы не смели вмешиваться в разговор.
— Не горячись, Охрим... То, что на твоем веку волколак не попадался на глаза, ничего не значит. Да и откуда им было взяться? Людей в наших горах мало, все на виду... И родители их, и деды... Из медведя что ли? А вот в городах больших, где народу, словно в муравейнике, всяческой нечисти плодиться, как раз сподручно.
— Это верно, — вынужден был признать правоту Захара старый Лис.
— А боярин-то именно оттуда и прибыл. Я не утверждаю, что это сам Тугар-Волк оборотень, но что кто-то из его двора — никаких сомнений? Откуда нам знать: что это за люди? Какого роду-племени?
— Да, все так... Верно говоришь, — кивнул Охрим. — Приблуда — он везде приблуда... От такого — чего угодно ожидать можно.
— И ребят наших зря обижаешь. Им, конечно, далеко до тебя... Ты и на скале недельный след заприметишь... По перу птицы — и возраст, и вес, узнаешь...
Сначала Охрим охотно кивал, тем более, что в словах Захария все было чистой правдой, вот только — десятилетней давности. Теперь глаз старого охотника хватало едва, чтобы в стене двери увидеть. Поэтому он лишь грустно отмахнулся...
— Но учил их ты, Лис! Так неужели и в самом деле полагаешь, что твои ученики все такие бестолочи?
Услышав куда завернул Беркут, старый Лис, только крякнул, но не найдя чем крыть, должен был признать, хоть и весьма неохотно:
— Твоя правда, Захар. Погодок Максима, Карасев Юрко, очень неплохим следопытом станет... Еще немного опыта, и меня переплюнет. Он был с ними, когда волка следить ходили?